Георгий Пещеров - выпускник Барнаульского ВВАУЛ 1984 года
Думать – самая трудная работа, вот вероятно, почему этим занимаются столь немногие.
Тридцатка. Посторонний человек, не посвященный в значение этого слова даже не сообразит о чем идет речь. Только люди знакомые по служебной необходимости, даже среди военных, понимают, что тридцатка это мозг военной авиации. Полное название 30 Центральный научно-исследовательский институт Министерства обороны Российской Федерации. Но и это название мало, что значит, ведь каждый из нас знает, что таких институтов множество. Но тридцатка одна. Ее настоящее название Центральный научно-исследовательский институт авиационной и космической техники. Это говорит о многом. Услышав такое название любой специалист скажет, что именно здесь начало разработок всей летающей техники и он будет прав.
Некогда тридцатка была мощнейшей секретной организацией, находящейся на территории Чкаловского гарнизона. О могуществе этой организации говорили разве что статуи львов, лежащих на постаменте при входе в ее основной корпус. Лев царь зверей. И это видимо не случайно. Кто-то специально расположил их при входе тридцатки, показывая, что организация эта основа мощи страны. Но львы молчат, символизируя силу и недоступность организации. Даже люди всю свою жизнь прослужившие в гарнизоне не знали о существовании под их боком этой секретной организации. И уже с приходом к власти демократов, когда все стало открыто, они с удивлением говорили, что оказывается они бок о бок трудились с тридцаткой, с этой громадиной, которая закладывала пути развития авиационной техники.
Работают в тридцатке люди разные, люди прошедшие опыт службы в войсках, летчики, инженеры, тыловики, связисты и люди многих других специальностей, их в авиации тысячи. Приходят много людей, но остаются не все. Наука тоже не для всех. Тут своя специфика. Есть также люди, пришедшие с гражданских ВУЗов и это не случайно. Это сделано специально, чтобы мозг Военно-воздушных сил мог иметь разносторонний ум. Тут одной строевой выправкой и любовью к авиации не обойтись, тут нужны люди способные мыслить разносторонне, люди способные оценить положительное и отрицательное без лишних амбиций, люди способные видеть перспективы развития авиации не на завтра, не на после завтра, а на 20-30 лет вперед. Если бы люди думали на 2-3 года, а то и на 5 лет вперед, то организация давно бы отстала от жизни, от современных темпов развития мировой авиации и уже отошла бы в мир иной.
Все могущество тридцатки состоит в том, что она дает такие направления развития Российской авиации, что до сих пор каждая демонстрация новой авиационной техники произведенной в России будоражит умы иностранных специалистов. Одна черная акула чего стоит. За него говорят, нашему бывшему начальнику института орден Красной Звезды дали и это не зря. Правильно определили умы тридцатки, что к 80-м годам именно такая машина нужна будет. Но это было давно. Наши старики с восхищением вспоминают былые годы, когда они до поздней ночи работали на благо Отечества. Работали по вечерам и это предусмотрено в тридцатке. Есть такое правило, что каждый сотрудник имеет право записываться в список, работающих вечером после основного рабочего дня. И это не случайно. Человеку, занимающемуся наукой, здесь предоставлены все условия. Может, я вечерами лучше думаю или у меня вдохновение приходит именно с восходом вечерней звезды или еще с чем то. Тут все предусмотрено. Если у человека проблемы, то никаких ограничений и это правильно, если человек загружен своими проблемами, как он может работать и думать о науке. Наука требует свободы мыслей, чтобы мозг был освобожден от других забот. И в тридцатке это понимают. Здесь дают свободу в действиях, но к указанному сроку ты отчет должен закончить, хоть тресни, за сроки начальники спрашивают строго. Ты можешь решать свои проблемы, ходить где угодно и думать где угодно, но работать должен только в здании тридцатки, ничего не выносить и ничего не вносить. Все строго секретно. Для этого каждому сотруднику полагается сейф, но и туда ты имеешь право положить документы только на обеденный перерыв или в рабочее время, а в остальное время все твои задокументированные мысли должны лежать в металлическом чемодане, опечатываемом твоей печатью и сдаваться в специальную комнату «хранилище мыслей».
Раньше тридцатка была загружена до предела, раньше требовалась новая техника, много техники, разной и, конечно же, лучшей в мире. А здесь умеют это делать и делают умело по многолетней методике, выработанной историей развития авиации. В институт приходит заказ, много заказов, определить перспективы развития авиационной техники на 20-30 лет вперед. Попробуй, разгадай, что там будет, даже тех людей, которые об этом сегодня ломают головы, может быть уже не будет в живых. Но об этом никто не думает. Все думают о том, какая техника нам будет нужна через 20-30 лет, чтобы защитить страну от агрессора. Все сотрудники получают задачи, каждый должен думать по своей узкой специальности, должен создать нить, чтобы потом эти нити собрать в пучок и в виде отчета представить вверх, что, мол, вот какая техника нам нужна. А это сложно. Это титанический труд. Это мышление на опережение времени.
Размышляя военный ученый должен знать, а что думает по этому вопросу вероятный противник, что он создает. На этот счет есть у нас ГРУ, который четко по заранее определенному плану поставляет нам информацию о вероятном противнике, много информации, только работай, только думай. Тут есть все, как вероятный противник думает воевать, какую технику заказывает. А у нас техника должна быть еще лучше, чтобы врагу дать отпор, а как ее сделать лучше, это мы должны думать, на то нас здесь и собрано со всей страны и разных специальностей и с разносторонним уровнем мышления. Свои мысли мы излагаем в отчетах и представляем начальству, где вырабатывается единое мнение и определяется направление развития авиационной техники и конкретные предложения поступают в различные конструкторские бюро. По нашим предложениям они разрабатывают новые самолеты, вертолеты и начиняемую технику. На это уходят годы, десятилетия, а то и больше.
Однажды я еду в поезде в командировку и в купе мой попутчик видя по моей военной форме, что я авиатор, говорит, вот что наделали демократы, такую технику на показ выставляют за рубеж, одна другой лучше. Я не стал с ним спорить, а просто спросил, кто он по профессии. Инженер-механик, говорит. Я его спрашиваю, как, по вашему мнению, сколько нужно времени, чтобы создать трактор. Он думал, думал и говорит, ну лет 10-15, а потом я спрашиваю его, а как вы думаете, сколько нужно времени, чтобы создать самолет. Он говорит, не знаю. Я говорю, ну, наверное по меньшей мере лет 20-25. Он соглашается. Ну, теперь говорю, подумайте, кто сделал эти самолеты. Он замолчал, он понял, что эти самолеты были давно сделаны, просто они в секрете держались, а теперь у нас секретов нет. Разработанную технику в различных КБ испытывают и сравнивают, у кого же лучше и лучшие, если соответствуют заданным требованиям, принимаются на вооружение и поступают на конвейер военных заводов.
Долгая и нудная работа миллионов специалистов и вот он результат взмывает как стрела и рисует на небе картины, завораживающие глаза миллионам специалистов и просто любопытствующим. И каждый год в разных странах открываются авиасалоны, чтобы продемонстрировать, чья же техника лучше, кто кого перехитрил.
Раньше мы не выставляли свою военную технику, но от этого она не была хуже, тогда политика была другая, а теперь выставляем и даем возможность иностранным специалистам восхищаться нашими разработками. Они, наверное, кусают губы, что мы их опять обошли. Важно то, что мы представители свободной страны, где у всех равные возможности в жизни и думать мы умеем и прогнозировать можем, вот смотрите сами. Наша пресса, особенно сейчас, порой даже перехваливает наши самолеты, но все понимают, это их работа, они тоже есть хотят и поэтому больше говорят, чем понимают, о чем говорят. Это для масс. А специалисты и так понимают, им журналистские публикации не нужны. У них глаз наметан. Они вмиг определяют, что чем начинен, и как пахнет. Наверное, уже на всех парах создают лучшее и скоро покажут. А что будем показывать мы. Не знаю. Нас зажали. Нам не дают денег. Кто-то в этом заинтересован. Кто? Не трудно догадаться. А у нас, что наверху, дураки? Наверно. Если не хуже. Что же мы делаем, зачем мы вяжем себе руки. Не вяжите нам руки. Дайте нам работу. Но нас никто не слышит. Только львы на входе символично протянули лапы и молча просят денег. Дайте, кто может.
1995 год.