В этом году Илья приехал в гости к отцу с матерью. Он всегда отдыхал у них в деревне. В прошлом году тоже собирался приехать, но жена настояла на своем, чтобы всей семьей побывать на море. Не отдохнуть, а побыть, потому как для Ильи это мучение - лежать на морском пляже, а представлять себя на песчаном берегу тихой речушки Бехтемирки, в которой в детстве была поймана не одна сотня пескарей. Купаться в море, а ощущать тепло все той же родной речушки. После той поездки Илья решил, что больше не обманется на красотах южной стороны. Потому что ни душой, ни сердцем он не приспособлен к тем местам. Правда, в каждый приезд Ильи мать спрашивала: - Почему Наташу-то с Леной не взял? Все один да один?

Чтобы не говорить лишнего, Илья заранее приготовил отговорку: мол, жене нездоровится, и врачи рекомендуют ей каждый год бывать на море. А морской воздух

благотворно действует не только на Наташу, но и на дочь. По словам Ильи, выходило так, что он им разрешал проводить отпуск и каникулы на Черноморском побережье, так как другого выхода в данной ситуации не было. На самом деле все было по-другому. Каждый раз перед поездкой в деревню Илья просил Наташу поехать с ним. Ну, в крайнем случае, дочь бы отпустила.

Какой бабке ни хочется посмотреть на свою внучку? А мать всего-то один раз и видела Лену, когда та еще маленькой была.

Просил и сейчас отпустить дочь с ним, но Наташа, словно делая ему снисхождение, ответила:

-  Нет, Илья Павлович! Поезжай-ка ты лучше один на свою родину. Да посмотри: хорошенько, не стерли ли там грань между городом и селом? Если сравняли, возможно, на следующий год поедем.

-  Я бы сейчас поехала, - оживилась дочь, выглядывая из спальни, и вопросительно уставилась на мать.

-  Нет, Леночка. Навозные кучи нюхать это не наше занятие. - И, поддев Илью, добавила: - Пусть папка один едет, от-ды-ха-ет, а мы с тобой как-нибудь на морском бережку перекантуемся.

Илья хотел одернуть жену, но не стал. Понял, что кроме скандала ничего не выйдет. А с испорченным настроением собираться в дорогу... Как хотят, так пусть и делают...

Открывая калитку, Илья увидел мать во дворе. Она не заметила его и медленной походкой, с туеском в руках прошла к сараю и скрылась за дверью. «Лет сорок, не меньше, этой посудине», - подумал он о туеске, до блеска отшлифованного материнскими руками. С малых лет Илья помнил, как мать выносила в нем курицам зерно. Мать привыкла к нему, он был очень легким и удобным. Курицы к нему, видать, тоже привыкли, поэтому, увидев мать с туеском, со всех ног бежали навстречу.

Илья постоял. Потом прикрыл за собой калитку, прошел в глубь двора, густо заросшего травкой- муравкой. Зеленый двор, его ухоженность говорили об аккуратности хозяев. Илья знал, что их усадьба по порядку и чистоте была одной из лучших в селе. Отец частенько говорил:

-  Каждый двор - лицо хозяина.

Несколько позже Илья в этом убедился. Слова отца имели глубокий смысл не только в отношении других, но и себя. К чему бы он ни прикасался, все делал продуманно и аккуратно.

Пройдя по деревянному тротуарчику к крыльцу, Илья поставил портфель с гостинцами на скамейку и, пройдя к сараю, громко позвал:

-  Мама!

Растревоженные громким голосом в сарае закудахтали куры. А вскоре в дверях показалась и мать. Она долго из-под руки смотрела на сына, а когда признала его, радостно заохала:

-  Илья! Да как же ты надумал! Ни слуху, ни духу - и вот те на! Едва унимая в себе волнение, Илья наклонился к матери и несколько раз поцеловал ее в шершавые обветренные щеки. Посмотрел с тоской на ее выцветшие от времени глаза, редкие поседевшие волосы и с огорчением подумал: «Что годы делают с человеком».

Потом вошли в дом, где на вопрос, почему приехал один, а не с семьей, ему снова, как и в прежние приезды, пришлось напоминать матери о болячках своих домочадцев. Об их курортно-санаторном лечении.

Не дожидаясь вопроса Ильи, мать сказала, что отца дома нет. Как утром ушел в кузницу, на обед еще не приходил. Поделилась радостью, что им пенсию добавили. Вспомнила и о Тоне, бывшей невесте Ильи, которую за хорошую работу в библиотеке наградили грамотой и отправили отдыхать за границу. И о том, что она иногда забегает к ним и постоянно спрашивает про него.

-  Как живет-то? - поинтересовался Илья, как бы между делом, а сам почувствовал, как учащенно заколотилось сердце.

-  Ничего, - протянула медленно мать, должно быть стараясь всего не говорить, словно таясь. Потом все-таки продолжила: - Так и живет с дочерью. Жаль, что не повезло ей в жизни. Бабенка-то хорошая. Теперь придется одной мыкаться. В городе лучше. А в деревне-то не так просто замуж выйти.

Через час пришел отец. Он тоже заметно постарел. На лице появилось больше морщин. Скулы острее обозначились. Через ситцевую рубашку угловато выпирали плечи. Увидев сына, он тоже разволновался от радости. Казалось, что он что-то силится сказать, но никак не может собраться с духом.

Илья был похож на отца - оба высокие, худые, ширококостные. Только у старого кузнеца спина сгорбилась и волос почти не было. А который на висках сохранился - тот побелел.

А сын был строен. С густой шевелюрой. Правда, и у него, как у отца, вокруг глаз в легких лучах-морщинках залегла усталость. Но совсем малая и незначительная. Они подошли друг к другу, крепко обнялись.

Выпуская отца из объятий, Илья легонько упрекнул:

-  Не наработался за жизнь-то? Сиди, отдыхай. Сдалась тебе эта кузница. Не семеро по лавкам...

-  Как сказать, - помедлил отец с ответом. - Всего нам с матерью хватает, но как-то не привык я без дела сидеть. К тому же просят помочь.

-  Кто у вас сейчас управляющий отделением-то? - спросил Илья. Он не был любопытным, но деревенская жизнь его постоянно интересовала.

-  А он у нас бессменный, лет десять уже, Ларченко Иван Петрович.

«Ты смотри, как люди в начальство выбиваются!» - чуть было не воскликнул Илья, но сдержался. Он легонько похлопал отца по плечу, а сам подумал: «Хитришь, старина», зная, что управляющий отделением Ларченко Иван, с которым они учились в школе в параллельных классах, был придурковатым мужиком. Особо пенсионеров не жаловал. Придут они к нему за лошадью, чтобы привезти соломы с поля или дрова из бора, а он с ответом не торопится. Сначала все взвесит. Прищурит глаза. За ухом почешет, а потом упрекнет:

-  Если совхозу помочь - вас нет. А как лошадь потребуется, так к управляющему бежите.

Слово «управляющий» при этом он произносил с важностью. Подчеркивал его значение, чем показывал недосягаемую высоту своего положения.

Пока мать собирала на стол, а отец умывался, Илья проверил запасы дровяника, которые за зиму потощали. Про себя отметил - во что бы то ни стало, а дрова надо привезти до сенокоса. С машинами посвободнее да и время есть. А там и овечкам на зиму корм заготовить.

После обеда Илья решил пройтись по селу. Он всегда так делал. Душа того требовала.

Мать после дороги советует отдохнуть. Постель приготовила. Да только без толку. Прихватив фотоаппарат, Илья вышел из дома и по переулку направился к центру села.

То ли от солнца, то ли от двух стаканов чая сделалось жарко. Расстегнул на рубашке пуговицы, но и это не помогло. То и дело платочком вытирал лицо, шею. «Как парит-то? К дождю, что ли?» - подумал он, глядя на небо, но оно было чистым без единой тучки.

Навстречу изредка попадались селяне. Они все почти были незнакомые. «Видать, приезжие», - определил он.

В центре села взору Ильи предстало новое трехэтажное здание школы. О том, что ее построили, Илья знал из письма отца. Знал и о том, что школе присвоили имя братьев Кравченко, погибших на фронте. Илья вспомнил, что о подвиге братьев-односельчан им рассказывала пионервожатая Любовь Николаевна Г ончарова, на уроках мужества. Их пионерская организация когда-то тоже носила это имя.

Любуясь школой, в больших окнах которой играли лучи палящего солнца, Илья покачал головой:

-  Смотри, какую красавицу отгрохали!

Поймав школу в видоискатель, он щелкнул затвором фотоаппарата. Потом сфотографировал Дом

культуры и нововыстроенный магазин продовольственных товаров.

Оказавшись на берегу речки, Илья разделся. Повесил на ивовый куст одежду с фотоаппаратом, подошел к омутку, в котором едва покручивало воду, но по гомону детворы, слышавшемуся неподалеку, понял, что здесь уже не купаются. Видно, для купания река вымыла другое место.

Глубина, как и предполагал Илья, была небольшая, по пояс.

Он присел на корточки, а потом окунулся с головой. Он то выскакивал из реки, то снова плюхался в воду, оставляя над собой фонтан брызг. Подумал: «Да разве можно с чем-то сравнить такую первозданную радость! Это какое-то блаженство и только»

Вдоволь накупавшись, Илья вернулся домой. Увидев в саду отца, позвал:

-  Тятя! Идите, я вас с мамой сфотографирую. В каждый приезд Илья фотографировал их, потом по почте высылал им целую пачку фотографий.

Минут через пятнадцать он сфотографировал их, переодетых в праздничное возле раскидистого куста смородины. Потом на лавке, с подветренной стороны дома...

Спать Илья решил как в детстве, на чердаке, на тулупе, от которого даже в жару отдавало волглой овчиной. Только прилег, как его тотчас одолел сон. И вдруг сквозь дрему ему почудилось, что он не на чердаке, а на плоту, сбитом из двух дверей, на каком в детстве плавал по Антонову озеру, со всех сторон заросшему мелким кустарником.

Тот плот был обычным, а этот крытый жестяной крышей. Он знает, что таких плотов нет. Но сейчас верит в это. Хорошо ему. Откуда-то с берега доносится лай собак. Непонятный людской говор. Лай собак приближается. Совсем рядом. От воды несет холодом. Илья мерзнет. Закрывает дверцу. Еще плотнее укутывается в тулуп.

О крышу ударяются первые капли дождя. Позже они переходят в сплошной перепляс. Но Илья их почти не слышит. Он погружен в другой мир. Его несет и несет по реке.

Разбудил Илью не то петушиный крик, не то песня. Он прислушивается, но ничего не понимает. В сарае, что есть мочи, горланит петух.

Со стороны березовой рощи, что находится через дорогу и тянется вдоль реки, доносится:

«Тебя называют по имени-отчеству Святая, как хлеб, деревенька моя... »

Неразбериха и только, Илья не понимает: утро сейчас или вечер? Нащупывает в брюках коробок, зажигает спичку и смотрит на часы. Секундная стрелка весело бежит по циферблату. Маленькая показывает начало пятого. Илья толкает ногой скрипучую дверцу и его тотчас же обдает холодом. Вдали видит светлую полоску горизонта, начало нового дня.

Он ежится от холода и снова укутывается в тулуп. Становится теплее, но уснуть уже невозможно. Вслушивается в песню, а вернее, в сильный голос певицы. Так могла петь Тоня! «Приехала», - думает Илья и вспоминает их первое свидание у реки. Был теплый летний вечер. Вода от лунного света казалась серебряной. А волосы у Тони пахли цветами, кукушкиными слезками. Илья тогда спросил, откуда такие необыкновенные духи? Но Тоня в ответ только с каким-то озорством посмотрела на Илью, поцеловала его в щеку и сказала, что это самые простые духи, какие были у мамы.

Дружили они с Тоней до одиннадцатого класса. Пока к Лимонову Евсею, жившему недалеко от Тони, который с давних пор за сухость в теле получил прозвище Евсей Постный, и его жене, толстой бабке, прозванной Лимонихой, не приехал родственник, работающий геологом на Камчатке. Приехал и покорил девичьи сердца. От Лимонихи ничего невозможно было скрыть.

Поэтому она сразу заметила их отношение к племяннику. Охраняя его репутацию, встретит девчонок на улице, да и отчитает:

-  Что вы ему не даете прохода? У него невеста есть. Скоро свадьба. Не думаете, что между ними разлад сделаете?

Сколько бы она ни говорила об этом, а девчата ее не слушали!

А геолог недурен был. Успел среди них приметить Тоню-егозу. Она к колодцу за водой - он туда же. То воды поможет ей донести. То остановит посредине улицы и что-то рассказывает, рассказывает ей. Что насулил - никто не знал. Только после его отъезда к Тоне нельзя было подступиться. Замкнулась в себе и никому ни слова. На выпускном вечере парни с девчатами попарно разошлись - уединились. А Тоня с двумя такими же подружками-одиночками никого к себе не подпускает. Ходит, словно от всех отгораживается. Только поет:

Огней так много золотых

На улицах Саратова.

Парней так много холостых,

А я люблю женатого...

«Люби, люби, - думал Илья с досадой, - посмотрим, чем твоя любовь обернется?»

А обернулась она тем, что геолог вскоре приехал и увез Тоню.

Илья ушел в армию, где на втором году службы встретил свою новую любовь, которую звали Наташа. А работала Наташа в части телефонисткой. После армии сыграли свадьбу, и Илья уже с женой хотел вернуться к себе на родину, но она запротестовала:

-  С деревней не будем торопиться. Тем более, что папа с мамой подали на размен квартиры. Чего бы нам одним не пожить.

Илья особо не настаивал. Понимал, что одним пожить после свадьбы - большое дело. А потом заметил, как бы он ни соглашался с женой, как бы ни возражал, все получалось, как она хотела. По первости была тихой и скромной, как и многие до замужества. Иногда Наташины истерики и провокации были просто невыносимы. Илья несколько раз пытался собрать свои вещи и уйти, но она тут же его успокаивала:

-  Остынь. Не горячись. Посмотри на другие семьи. Еще хуже нас живут.

Наташа опять была права. Подобные драмы в их подъезде не были редкостью. И он, как выражалась жена, «остывал» до следующего раза.

В прошлом году из письма отца Илья узнал, что не получилась у Тони семейная жизнь с геологом, после чего она с дочерью вернулась домой, к матери.

«Налюбилась?» - злорадствовал тогда Илья, хотя по натуре был добрым. Никогда и никому плохого не желал. А тут радовался, что так получилось. В душе просыпалось чувство мщения, обиды, досады. А сам понимал: будь неженатым и позови она его к себе - все простит.

Его раздумья прервала новая песня. Вернее, не новая, а та, что всю жизнь резала уши:

Огней так много золотых На улицах Саратова.

Парней так много холостых,

А я люблю женатого...

«А я люблю женатого», - не зная зачем в такт, повторяет Илья. Словно уводя его за собой, песня слабеет. Теряется и вновь оживает. «А я люблю женатого, - повторяет Илья и ловит себя на мысли: - Что это? Сожаление? Вызов?»

Он пытается уловить жалостливые нотки в голосе Тони, но их нет. Да, пожалуй, и не время в такой час ходить и сожалеть. Это вызов, брошенный ему...

Илья находит рубашку. Брюки. Встает и одевается. Спускается по лестнице с чердака. На дворе светает. От земли несет сыростью и прохладой. Илью берет дрожь, и он слегка ежится. Выходит со двора и направляется на голос, к роще. Но песня вскоре обрывается и Илье трудно ориентироваться, куда идти.

Боясь вымокнуть в росе, пытается идти по тропинке. Но тропинка то и дело петляет между берез.

Через несколько минут он, не обращая внимания ни на росу, ни на туфли, которые промокли насквозь, идет напрямую. Запинаясь о корневища, торопится, то и дело натыкаясь на деревья, с которых на голову и рубашку обрушиваются крупные капли дождя. Илья вымок, но не отступает. Понимает, что не так-то легко среди густых берез отыскать Тоню, которая ради озорства довела голосом до рощи и умолкла.

«Най-ди меня! Най-ди меня!» - выстукивает сердце.

«Найду», - твердит Илья про себя и упрямо лезет сквозь чащобу мелкого кустарника, между корявых стволов берез.

А сердце продолжает стучать-выстукивать: «Найди! Най-ди! Най-ди!»

Илья ищет. О сухостой поцарапал лицо, порвал рубашку. Руки саднят. Но он ищет и старается не замечать боль. Ищет, прислушивается к шороху, надеется услышать в нем что-то знакомое. Но шорохи обманчивы. Совсем не те. Из травы с шелестом выпорхнет кузнечик. Сонная пташка вспорхнет с ветки на ветку, и снова тишина, словно в глухом лесу.

Илья доходит до того места, откуда слышалась песня, как вдруг с противоположной стороны рощи доносится не то смех, не то говор? «С реки!» - определяет Илья. Он выходит на широкую тропинку и краем берега идет к тому месту, где встречались они с Тоней. Предчувствие не подвело. На спуске к реке ему навстречу в белых платьях, словно две лебедушки, выплыли девушки. Рядом с ними два парня. Один в светлом костюме, другой в темном. В одной из девушек Илья узнает Тоню! Он хочет броситься к ней! Обнять! Как прежде поцеловать. Но удерживаемый какой-то силой, стоит и любуется ею. А сердце продолжает выстукивать: «То-ня! То-ня! То-ня!»

Поравнявшись с Ильей, парочки посторонились. Посмотрели на него с любопытством и пошли дальше. Правда, один из парней, который был немного выше другого, в темном костюме, приостановился и обратился к Илье:

-  Извините, у вас спичек не найдется?

Илья протянул ему коробок. Парень прикурил папиросу и возвращая спички, проговорил:

-  Вероятно мордушки решили проверить?

-  Решил, - ответил Илья.

-  Тогда удачного лова.

-  Спасибо.

Догоняя свою компанию, через какое-то время парень скрылся за березами. Обходительностью парень понравился Илье и ему захотелось, чтобы он оказался женихом девушки, похожей на Тоню. Другой по внешнему виду тоже был неплохой, но этот почему-то Илье больше понравился.

Илья не совсем поверил в происходящее и подумал: «Привидение, что ли?» И тут он вспомнил, как вечером по селу ходили нарядные выпускники школы. Невольно вспомнил свое окончание школы и подумал: «Смотри! Надо же такой родиться! Копия матери! И голос ее! Те же песни!»

Илья спускается ближе к воде. Садится на влажный ствол поваленного дерева. Прислушивается к неторопливому говорку ручейка. Разувается, выжимает носки. Смотрит на побелевшие мокрые ноги, на ободранные и развалившиеся туфли. Берет и один за другим бросает их в сторону реки. Бехтемирка в ответ отзывается двумя короткими всплесками.

Где-то недалеко в роще проскрипел коростель. На одной из ближних улиц, собираясь в стадо на выпас, промычали коровы. Из-за горы, словно раскаленным диском, выкатился малиновый круг солнца. Прошивая белой нитью огромный купол неба, высоко над головой пронесся истребитель.

И на душе от всего этого у Ильи стало так спокойно и хорошо, как тогда в раннем детстве, когда он очень и очень хотел стать летчиком!

 

<<<к содержанию 

 

Добавить комментарий