Ну знаешь? Это не дело. Возьми, поставь себя на мое место и посмотри со стороны, как оно будет выглядеть? - напористо убеждал Мезенцев сотрудника милиции, молодого паренька, на вид лет двадцати трех. Его голос дрожал, срывался. На длинной, словно петушиной шее дергались тугие жилки. Короткие руки, привыкшие сжимать рычаги трактора, то и дело рубили воздух. Глаза просяще останавливались на милиционере, просили помочь: ну, что, мол, для тебя стоит?! Запусти. Будь человеком!
Щуря близорукие глаза, правоохранитель порядка протер платочком запотевшие стекла очков, выделяя каждое слово, проговорил заученной фразой:
- Не могу. Кладбище на реставрации. Доступ посетителей, кроме родственников, запрещен. Это не моя прихоть, а постановление местной власти.
- Лучше не придумать?! - сдерживая пыл, возмутился Сашка. - Приехать за тридевять земель. Сделать крюк через Москву и земляка не попроведать? Тоже мне порядочки.
- Может, пропустите? - как можно мягче попросила Варя, выглядывая из-за спины мужа. - Нам ненадолго. Уговоры ни к чему. Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей.
- При исполнении обязанностей, - зло буркнул Мезенцев, и они с Варей вышли с кладбища. У ворот толпилось несколько человек. Сашка их только сейчас заметил и понял, что за люди. - «Такие же, как и мы», - подумал он о них.
- И поставят же таких! - пробурчал он. - Они, кроме как «не могу», «не имею права», «при исполнении обязанностей», других слов не знают.
- Потише выражайся, - одернула за рукав Варя, оглядываясь по сторонам. - А то за эти словечки, знаешь ли?..
- Чего бояться? Правильно он говорит, - поддержал рядом стоящий паренек в голубой куртке с молнией. - Девушку пришел попроведать. В цирковом училище вместе учились. И что? От ворот поворот.
- Может, только с этой стороны такая стена? - поинтересовался Сашка, кивая головой в сторону высокой кирпичной стены, возле которой они стояли. - С других-то сторон не смотрели? Нигде нельзя перелезть? Может, где лазейка есть?
- Лазейка? - усмехнулся паренек и скользнул взглядом по Сашкиному старомодному плащу. По его хозяйственной сумке, которую он держал в руке, по Варе. - Лазейки в колхозном саду бывают. А тут такие стены - пушкой не пробьешь.
Впуская и выпуская родственников, ворота время от времени открывались и закрывались. Родственников можно было сразу узнать. Они заходили в двери цветочного магазина, который находился тут же, рядом. Брали там цветы, вскоре выходили обратно и, достав из кармана или сумочки пропуск, смело шли к воротам. Тут-то их и перестревали такие же, как Сашка, неудачники, упрашивая их выдать тоже за родственников. Настоящие родственники проходили, а эти чаще всего обратно возвращались.
Некоторые, потеряв надежду, сразу уходили. Другие еще на что-то надеялись, продолжали стоять.
«Издалека, видать, - подумал Сашка о них. - Ближний в такую погоду не стал бы себя казнить». - И глубже нахлобучил на себя кепку. Поднял воротник плаща. Поежился от холода. Варя тоже засунула руки в рукава осеннего пальто, часто вздрагивая. Выглянувшее на минуту солнце старалось согреть и обласкать толпившихся. Но напрасно. Следующая туча, подгоняемая осенним ветерком, надолго укрывала его. Снова становилось холодно и неуютно.
Припустил дождик, нудно зашелестел по плащам и курткам стоящих. Его пелена заслонила все вокруг. Все разом померкло и потонуло во мраке. Казалось, даже дома через улицу осунулись и почернели. Стали этажом ниже.
А вот тротуарам и улицам дождик был на радость. Словно смыв с себя летнюю пыль, они стали чище и светлей. Заблестели глянцем.
Над головами нескольких человек вспыхнули разноцветные зонтики. Те, у кого зонтов не было, стали расходиться. Сашка с Варей направились к глухим воротам, где можно было спрятаться не столько от дождя, сколько от ветра.
- Смотри, - указала Варя на медную табличку, прикрепленную к воротам. - Четко сказано, что в связи с реставрацией доступ на кладбище запрещен. На что надеяться? Чего дрогнуть? Все равно не пустят. Поехали отсюда.
- Что ты мне глаза табличкой колешь, - вспылил Сашка. Я о ней еще в метро знал.
- Знал, а чего ехал? - упрекнула Варя. - Вот черт настырный.
- Тебя не спросил. Взял и поехал. Тебя кто-нибудь сюда тянул? Нет. Сама приехала. Приехала, значит, жди.
- Было бы чего ждать. Ждать-то нечего. Даже циркача не пускают. А для тебя как бы ворота нараспашку, смотри, не открыли... К земляку он приехал... На его могиле, говорят, даже надписи нет. Как его искать-то? Его тут, поди, никто и не знает?
- Говорят, что в Москве кур доят, - огрызнулся Сашка. - Не слышала такое? Так послушай.
- Не хочешь ехать - оставайся, - не унималась Варя. - Дай деньги, одна на вокзал уеду.
- На, ехай! - Сашка выхватил из кармана кошелек и зло швырнул его на асфальт, под ноги жены. - Ехай. Не держу. Ну и жизнь, - распалялся Мезенцев. - Говорят о каком-то рае. Не знаю, есть он или нет, а ад точно есть. С первого дня семейной жизни попал в него.
На них посмотрели с усмешкой из-под зонтиков.
- Псих ненормальный, - упрекнула Варя мужа, поднимая кошелек. - На кого-то разозлился, а я виноватая?
- Не виноватая - стой и молчи, не каркай, - прикрикнул Сашка.
Или от стыда перед людьми, или от греха подальше Варя отвернулась от него и умолкла. Так и стояли молча, пока дождик не стих.
- Или еще пойди попроси, или поехали. Я уже стоять не могу. Продрогла вся... Что хочешь, чтобы заболела? - зло сказала Варя.
Слова жены на Сашку подействовали. Вероятно, жалея ее, он взял в руки сумку, и они снова направились к воротам, через которые выходили родственники. На них также продолжали смотреть с усмешкой.
Сашка постучал в них и, едва они приоткрылись, как они с Варей проворно юркнули в образовавшуюся щель.
Узнав старых знакомых, милиционер снова преградил им путь. Взяв Сашку за плечо, стал обратно выпроваживать:
- Вы что, русского языка не понимаете? - возмутился он. - Сказано нельзя - значит нельзя. Первый раз вижу таких упрямых.
- Все мы понимаем, - начал Сашка, не торопясь выходить. - Послушайте...
- Ничего не хочу слушать, - отрезал милиционер. - Я при исполнении служебных обязанностей.
- Что ж, если при исполнении обязанностей, то и человека выслушать нельзя?
Слова Сашки на блюстителя порядка, видимо, подействовали, заставили вникнуть в смысл. Он понял, что не совсем прав. Как бы то ни было, а человека он выслушать должен:
- Я вас слушаю.
Сашка снова проговорил спешно в той же последовательности, что они издалека приехали. Что специально через Москву крюк сделали, чтобы попроведать земляка...
- Если хотите попроведать земляка, - посоветовал милиционер, - обратитесь в городскую администрацию. Она вам непременно поможет. Даст разрешение. А так я не могу.
- В какую администрацию, - возмутился Сашка, - если сегодня суббота.
- Подождите до понедельника.
- Фють-ти-и! До понедельника, - присвистнул Сашка. - Не могу до понедельника! Помнется вся, - и Сашка глазами указал да сумку, которую крепко держал в руках. - Вся! - горячился он. - А хотелось бы свеженькую на могилку положить.
- Я вас не понимаю, о чем вы говорите, - вопросительно уставился старший лейтенант на Сашку.
- О чем? А вот о чем!
Сашка чиркнул замочком по сумке. Сумка раздвоилась. Он проворно достал из нее веточку калины, тотчас выглянувшее солнышко весело заиграло на
ней, отчего каждая ягодка загорелась ярким огоньком. И словно в руках у Сашки была не веточка калины, а жаркое пламя, от которого людям бывает тепло, светло и хорошо!
- Вот о чем! Поняли? - нервно выкрикнул Сашка. - Поняли или нет?
- Вы успокойтесь. Не кричите. Я вас прекрасно слышу. Зачем кричать, - попросил милиционер, видя, как Сашка с каждым словом расходится сильнее прежнего. - Держите себя в руках.
- Я всегда в руках, - сдал Сашка на полтона. Но ненадолго сдал. Снова начал в сильном порыве:
- Свеженькую хотелось положить. Какая сейчас. А что с ней станет за двое суток толкучки на вокзале? Об этом подумали? А то, при исполнении обязанностей! Мы все находимся при их исполнении!.. Привыкли ими заслоняться. Иногда человеческого отношения не видим за ними. Сами скоро утонем в этих обязанностях...
Варя с испугом смотрела то на милиционера, то на Сашку. Незаметно теребила его за рукав, чтобы он замолчал. Просила тихо:
- Пойдем отсюда. Раз нельзя - значит нельзя. Пойдем. - И снова теребила.
- Стой, чего дергаешь, - прикрикнул он на нее, вырвав руку.
Милиционер словно на какое-то время отвлекся от них. Не слушая Сашку, он взял из его рук веточку и стал ее с интересом рассматривать. Понюхал. Зачем-то попробовал пальцами упругость ягод.
- Что это? - спросил он наконец у Сашки, держа веточку на весу. - Тридцать лет прожил, а такой ягоды не видел.
- И сто лет здесь проживешь, а не увидишь, - с гордостью произнес Сашка. Приезжай к нам на Алтай, многое чего увидишь! А это калина. Что же еще?
- Интересно, - удивился милиционер. - Все с цветами на кладбище идут, а вы с калиной?
- А я с калиной! - передразнил Сашка. - Ни разу такого не видели? Посмотрите! И другим по смене передайте. Мол, был здесь один чокнутый. С калиной к Шукшину приходил! Интересно? Да? А интересного нет ничего.
- Ах! Вот оно что? Вы к Василию Макаровичу! - тихо, словно извиняясь за свою несообразительность, проговорил милиционер и с большим интересом уставился на веточку.
- К нему!
- Это и есть калина красная? - снова совсем уже по-дружески поинтересовался милиционер.
Она самая, - выдохнул легко Сашка.