Cорокин Сергей Алексеевич - выпускник Барнаульского ВВАУЛ 1974 года
Телефонный звонок
Знакомая всем ситуация: звонят, пишут однокашники, однополчане, коллеги по работе, знакомые. По рабочим, домашним адресам и телефонам. И это не напрягает, наоборот. С возрастом убеждаешься, что радость общения – одна из самых ценных человеческих радостей. Много и разных источников информации в нашей жизни – это хорошо.
Есть звонки довольно курьёзные. Регулярно издалека звонит однокашник по одному из оконченных учебных заведений. Как правило, будучи крепко выпившим, потому о времени (учёте поясной разницы) вообще упускаю. Каждый раз и уже несколько лет одни и те же вопросы.
Как дела? (как убедился, отвечать мне на него и не требуется).
Ты еще служишь? Особенно напрягает поиск ответа на этот вопрос часа в три ночи. Сама его «озвучка» встряхивает так, будто и действительно ещё служу и что-то случилось, за что неизбежно предстоит отвечать, - а иначе кто и по какому поводу мне бы звонил в такое время?! Года два на это отвечал, что уволился и давно.
Тогда следовал вопрос: а сколько у тебя пенсия? В начале я называл цифры, что помнил, близкие к реальным, насколько помню значение пенсии, к радости и огорчению не составляющей пока основу моего финансового благополучия. Потом начал привирать, каждый раз называя всё больше и больше вплоть до неприличного. Он без паузы замечал, что у него побольше.
Устав от однообразия решился внести новизну в эту часть разговора и как-то «повысил» себе пенсию до «штуки» в евро (хотелось бы получать и больше, но в нынешних условиях и такое мечтание, - как мечта о коммунизме).
Он замолчал надолго, после паузы впервые заметив, что у него чуть меньше. А сам тут же позвонил моему другу и нашему с ним однокашнику «Т» - «Что у вас, правда, в Москве такие пенсии у военных?!»
Поскольку я несколько раз рассказывал другу о странностях в звонках нашего общего с ним однокашника, то он «подыграл» мне и услышал в ответ: «Утром надо сходить в военкомат. Что-то зажимают, сцу...!!»
Крайний раз я решил принципиально разнообразить ответы и на его вопрос служу ли - ответил, что служу.
Его это, похоже, огорошило, поскольку замолчал.
Мне уже и самому стало интересно, чем начнётся следующий сеанс связи? Сказал об этом дружку, тот предложил, - может стоить развить и сказать, что отправили на генерала? Или что-нибудь в этом роде?
При следующем звонке он и «выдал» такую новость обо мне: а ты знаешь, этого козла не только вновь призвали, но и присвоили звание «генерал административной службы»!
Реформы, ведущиеся в нашем МО, другие подобные действия в российском государстве, труднообъяснимые с позиций здравого смысла, сделали своё «грязное» дело. Он, похоже, поверил и в первое (в повторный призыв) и во второе (в присвоение несуществующего воинского звания). Осталось в это не поверить самому. Со временем. Всё-таки возраст и «реформы» дают о себе знать.
***
Командировка
В начале 80-тых была у меня полуторамесячная командировка «на Волгу». Не самая продолжительная по сравнению с моими командировками в другие «точки», но в память вошла плотно. Обстановкой, людьми, с которыми свела и развела судьба. Честным, бескомпромиссным соревнованием «на выживание».
На кону была судьба. Решалась методом «здесь и сейчас» ходе вступительных процедур в Центр подготовки лётчиков-испытателей ВВС. У каждого, включая и меня, больше года до этого занимавшегося войсковыми испытаниями, но своего, «родного», почувствовавшего если не вкус, то искус испытательной работы. Спасибо Павлу Степановичу Кутахову – Главкому тех, могучих Советских ВВС, не чуравшемуся внедрять «забугорный» опыт в практику строевых частей. Увидел он, что одновременно с «Миражами», французы летают и на более простых, дешевых дозвуковых учебных самолётах «Пукара». Спустя некоторое время стали и мы сочетать полёты в одну смену на Су-24 и Л-29. Разница впечатляла. Даже между освоенными уже тобой типами. А если не летал на них раньше? Много острее должен быть кайф! Получить спустя некоторое время возможность летать на десятках типов (на четырёх!!! типах в одну смену мог летать лётчик-испытатель 3 класса), по заданиям одно интересней другого, видеть и работать рядом с ЛЕГЕНДАМИ: С.А. Микояном, В. Кандауровым, Цоем…и им подобным.
Прорвались в тот год до экзаменационных процедур 57 очень не простых, крепко подготовленных капитанов - майоров, но на 10 мест. «Истребителей», «ибашников», «фба-шников», «разведчиков», «дальников», «моряков», «транспортников», «вертолётчиков». У нескольких были свои самолеты, ими спроектированные, построенные и испытанные. Один из поступивших слетал позже в космос, один готовился по программе «Буран» до её закрытия. Штурманов было человек 12 на 4 места. В сложных обстоятельствах люди раскрываются быстрее, чем в обыденной жизни. Раскрываются «до донышка». Партбилеты у нас не пропадали, но у некоторых наборов, да и в других учебных заведениях - случалось. «Блатняк», как оказалось впоследствии, тоже был, но и он был достойный. Наблюдение за нами было серьёзное, экзаменаторы – профи, требования - круче я не испытывал ни до ни после, хотя «отборов» на мою жизнь упало не мало и после. В целом, довольно демократичное, многостороннее испытание и отсев.
Как-то само собой образовались минигруппки. Я сошелся с Володей Павловым. 73 года выпуска ТВВАУЛ. На Ту-16 - командир, на «Мясищеве» - командир с дневной дозаправкой, на Ан-12 - командир несколько лет, - всё в Серышево. Потом он и в институте (позже ставшим ГЛИЦем ) работал на «тяжелых», в конце жизни на «Геофизике» - высотный дозвуковой аэроплан для мониторинга земли, зондирования атмосферы испытывал (о военном предназначении его, как платформы, имею догадки, но не больше). Сейчас, к сожалению, покойный, умер своей смертью, но очень рано.
С Кетовым, отличным парнем - штурманом с Су-24 ("Ботинкин" между собой звали), много позже погибшим на испытаниях маловысотного контура Су-24М у нас в Копитнари (на взлёте ушли в землю без установленных причин).
И Петром П.- штурманом - инструктором с Ту-16 или Ту134Ш, уж не помню, но на обоих он до Центра летал точно.
Больше месяца прошло тестов разных, уже «теорию» сдали, сочинений «Почему я хочу стать лётчиком-испытателем?», «Образ испытателя в советской литературе и кино» и подобных написали не мало. Дошли до экзаменационных полётов: на своём типе с разными проверяющими и на незнакомом – на так называемую «адаптацию». Нервы у всех оставшихся к этому времени уже были на пределе, накопилась, навалилась усталость.
Суббота, вторая половина дня, всё служебное закончилось. Сидим вышеперечисленной маленькой кучкой. Петя начинает «канючить» что-то вроде: ну и чё сидим, чё ждём? И как логическое, скрытое предложение - пошли, по городу погуляем! А по городу, по жаре (хоть и октябрь на дворе), гулять нет резона: пыль, акациево-ясеневые посадки, коробки домов 25-ти тысячного гарнизона и гражданского персонала, да к тому же раз пять уже были. Это летать там было здорово, просторно: РИПы – районы испытательных полётов длиной по двести с лишним километров; можно у земли на сверхзвуке носиться; бросать и пускать – без ограничений; две полосы, одна - чудной длины, посторонних («партнерских») глаз нет, а вот жить…и смотреть особо нечего, пожалуй, кроме проток Ахтубы и Владимировки.
Впрочем, понятен всем и подтекст: погуляем, подустанем, проголодаемся. А где перекусить? Время - абсолютно советское, нам известен был один ресторан. Значит, зайдём в него, что было нам запрещено. Зайдя, - наверняка выпьем, ну кто ж будет солянку (шашлык, хинкали, синюшного цвета цыплята «в табаке»…), в выходной, в ресторане, да без водочки! При «просачивании» информации об этом «папе Цувареву» - начальнику Центра (светлая и вечная Вам память, Валентин Иванович!), «вылет» из Центра гарантирован. А выпив, куда взоры молодых, здоровых мужиков, находящихся уже месяц без жен обратятся, - на прекрасный пол (не путать с половым покрытием). В конкурентной борьбе за дам легко и закономерно дойдём до драки с местными (дефицит там был на дам ресторанного типа). Примерно такую картину я рисовал, отговаривая всех, включая и себя. Петя, как само искушение, не унимался, убеждая, что нет, мол, только исключительно в интересах познавательных, по местам историческим, а ресторан - обойдём на максимальном удалении и, даже, не глядя в его сторону.
Уговорил, змей-искуситель! Да и честно говоря, сопротивление было как у обречённых, вялое. Пошли мы. Историко-географическая часть была в прогулке, конечно, но она как-то не запомнилась. Как не уклонялись от ресторана, в итоге получалось, что выходили именно на него и каждый раз всё ближе и ближе к очагу чревоугодия и разврата, пока не зашли, твёрдо заявив, что только поесть. Стали заказывать еду. После непродолжительной борьбы с внутренним голосом сломали его, заказали и выпивку. Чисто символически, чтоб официанта не обидеть и не выделяться. Чуток позже добавили. Потом еще и больше, но уже как-то естественно и незаметно для внутреннего «Я».
Время шло, вот уже и музыка. Вставать и идти не хотелось. Всем. Мне, наверное, больше прочих, поскольку усталость и плохая переносимость алкоголя с великолепной скоростью его усвоения «выключили» мне ноги и давали знать о себе усиливающейся тошнотой, а при закрытии глаз - кручением «бочек» с увеличивающейся угловой скоростью.
Первые аккорды, изданные деятелями местной музыкально-танцевальной индустрии, контуры фигуры единственной дамы в окружении шести-семи брюнетистых личностей с явным уголовным прошлым произвели на Петра неизгладимое впечатление и непреодолимое желание, во что бы то ни стало её оттанцевать!
К чему, не предупреждая ни нас, не спрашивая сопровождающих даму лиц, он тут же и приступил. Остановить Петра было невозможно ни его разуму, сметённому половым инстинктом, ни оторопевшим уголовникам - кавалерам, ни самой даме, к которой, похоже, впервые в её ещё не продолжительной, но легко читаемо бурной жизни, обратился мужчина в потёртой лётной кожанке, на «Вы», с использованием неведомых ей прежде слов: «Сударыня! Могу ли я позволить пригласить Вас?» с кивком подбородка в конце обращения из века прошлого с одновременным сведением каблуков и готовностью смиренно принять любое решение предмета обожания, а лучше, руку и талию.
Тут же выяснилось, что мог. Но не долго, до того момента, когда томное танго, гормоны и сам Пётр, решивший, что невыносимо пора начать сливаться с партнёршей не только в ритме танца, но и незаметно для её кавалеров, напряжённо следивших и решающих, когда и кого начинать бить, резким броском превратил существовавшую между ними дистанцию в зазор. Для чего просто и незатейливо, переместив ладони рук, привыкших к навигационной линейке и включению «Главного», на ягодицы опешившей от напора Дульсинеи, прицельно (штурман!) метнул её на себя, в район органа, расположенного в паху. Всё! В смысле танцев, вечера и, как-бы сказали современные, релакса. Драка. Без правил, но и без огнестрельного, ножей, кастетов и подобного. В условиях численного и морального превосходства оскорблённых кавалеров. Противникам удалось нас разделить. Махались в трёх углах заведения.
Нам было «до тридцати», хорошо «влётаны» - внимания, навыков его распределения, осмотрительности в быстроменяющихся условиях хватало и на противника и на отслеживание положения своих. Один отступал от насаждавших на него «спарринг-партнёров» в сторону выхода из ресторана. Петя изловчился и сбросил куртку, чтоб посвободней и поразмашистей «разить». Меня «поддавливали» в сторону кухни, что помогло, – сужение лишило их численного преимущества. Удачный удар в пах одному, сброшенные в коридоре пустые баки со стеллажа под ноги остальным наступавшим, позволили мне оторваться и не быть посаженным попой на горячие плиты кухни.
К тому же я лучше преследователей выбрал дверь, - она привела в уже тёмный двор. Резкая смена направления движения и неожиданно подступившая рвота меня спасли. Выскочившие вскоре преследователи не могли представить в висящем и изрыгающем на заборе того, кто только, что вёл себя более чем активно и расчётливо. Пробежали, как мимо неодушевлённого предмета. Сколько висел, не помню, но долго. Даже умудрился так чуток поспать. Пришел в себя от ночного октябрьского холода, и, делать нечего, побрёл пешком в сторону служебной территории. Пока шел - окончательно пришел в себя и изобразя наряду на КПП трезвого, дошел до гостиницы.
Убедился, что Петра на месте нет, но Вовка в койке. Переговорив и рассудив, что утро вечера мудренее, отложили поиски и разборы до утра, легли спать. Спал недолго – проснулся от того, что активно встревоженный Пётр тряс меня за плечо. Чтоб не разбудить коллег-конкурентов шепотом пригласил меня в туалет. То, что я там увидел - потрясло! Фингалище!!! От хорошего удара, хор-р-рошим кулачиной!! Под глазом Петра. Выраженное мной сочувствие и наигранная уверенность, что, мол, ничего, в солнцезащитных очках будет, пожалуй, не очень видно его не успокоили. И не потому, что он, как и я, в это не верил, а потому, что в драке оставил лётную кожанку с удостоверением личности офицера в правом нагрудном кармане!!!
Режимнейший аэродром Советского Союза!! Без удостоверения!!! Немыслимо перемещаться без него. И партбилет! И деньги. Всё!!!! Приплыл!! Пётр, загнанный в угол обстоятельствами, время, как выяснилось, не терял. У него уже было главное – план. План, как выкручиваться, несмотря ни на что. Часть его он уже реализовал. Проник через серьёзную систему охраны на служебную территорию. Распределил, кто и что будет делать дальше. Мне отводилось самое «простое» - найти его документы. Лучше, если с курткой. Идеально, если и с деньгами. Я, справедливо заметил, что ресторан в шесть утра не открывается, а часам к двенадцати я туда доберусь и что смогу сделаю, а пока продолжу спать. Мне удалось. Повезло. И мне и Петру. Всё нашлось - «ресторанные» вернули всё, кроме денег – их «не было». Раздобытый макияжный набор, несколько часов времени за зеркалом, сделали следы фингала едва заметными, но в облике появилось что-то от стареющего проститута с заметной косметикой на половине лица, то и дело, поворачиваясь, спрашивающего (правда, без игривости и кокетства) ну как я?
На следующий день ему предстояло летать. Не помню на чём, но помню, что с главным штурманом института. Пётр весь полёт, за гранью объяснимого, подбитый глаз держал на окуляре прицела. Проверяющий либо пощадил его, либо действительно не заметил. Петя поступил и закончил Центр. Я – нет, не прошел по конкурсу.
Но до сих пор, как большую удачу оцениваю, что мне удалось пройти всё, в том числе и экзаменационные полёты на сложный пилотаж на своём типе с разными проверяющими и на «адаптацию» - на незнакомом для меня Ту-134. Всё, кроме конкурса. С тоскливым осознанием того, что чуть-чуть не «дожал» себя и моя жизнь сложилась, но совсем по-другому. Какое-то время я еще переписывался с ними, потом жизнь затянула каждого в своё. И их и меня. Растерялись. А вот это помнится.
P.S. Недостатки, отмечавшееся у Петра его однополчанами, равно как проявление любого другого негатива сдерживалось тем, что уже на первом построении нам было объявлено, что в конце, те кто дойдут до «мандатки», будут писать друг на друга что-то вроде характеристики. Потому должны наблюдать, как и методисты, инструктора, проверяющие. Среди вопросов были и про негатив в поведении, способный мешать (препятствовать) испытательной работе, требующей доверия к своим товарищам - испытания машины ведёт огромный коллектив, одному это не под силу.
Был и такой вопрос: если решение о наборе принимал бы ты, кого, кроме себя, взял бы обязательно, а кого не взял ни за что, причём без изложения причины.
Если трое покажут на одного (ни в коем случае не брать) – скорее всего, не возьмут. Одного такого я знал. Он как-то в пылу дискуссии прилюдно, убедительно-горячо (южная кровь взыграла) заявил «...да я за возможность поступить сюда горло любому перегрызу!» Может и грыз позже, но не испытателям. А Петра мы тогда спасли и не только потому, что он не был нам конкурентом. Вот такая была командировка.