Жильников Сергей - выпускник Барнаульского ВВАУЛ 1979 года
Пассажирский поезд «Москва-Будапешт» проследовал таможенный переход Чоп-Захань, и продолжал движение по территории Венгрии. Устав от дальней дороги, от бесконечного стука колес, я мечтал об одном - быстрее добраться до воинской части и отдохнуть. За окном проплывали венгерские села и железнодорожные станции.
Их чистота и ухоженность удивляла.
Прибыв в Будапешт и, выйдя из вагона, я услышал:
- Здорово Серега, ты откуда?
Передо мной стоял мой давний сослуживец по 511 ОРАП, и сосед по лестничной площадке Геннадий Козлов.
- Оттуда, - ответил я ему и показал на вагон поезда. Можно было подумать, что за вагоном была граница Союза, а дальше Уральский хребет, Забайкалье и Могоча, откуда я прибыл.
Обменявшись приветственными фразами, пожав друг другу руки, мы пошли в сторону вокзала.
Геннадий Козлов был в 511 ОРАП инженером по АО. В Будапеште он служил в Инженерном отделе ВА.
- Ты куда едешь – то, - спросил меня Геннадий.
- Говорили, что в Тёкель,- ответил я.
- Значит, еще годок послужишь, ну а если в Калочу, значит, через полгода собирай чемоданы, - «обрадовал» меня Козлов, - пойдем, я тебя в штаб Воздушной Армии провожу, в Отдел кадров.
Штаб ВА находился не далеко. Зайдя, в кабинет Отдела кадров и получив Предписание именно в Калочу, я подошел к Геннадию.
- Ну что, старик, не повезло тебе, понимаешь: части ЮГВ в следующем году все выведут, раньше или позже,- попытался успокоить меня Гена.
- Да ладно, что будет, то будет. Непонятно зачем организовывали эту замену. Сидел бы я в своей Могоче и не дергался, - ответил я.
Из отдела кадров вышел еще один капитан, еще один «счастливчик», которому тоже вручили предписание в Калочу. Мы тут же познакомились и, попрощавшись с Геннадием Козловым, отправились уже на другой вокзал, где через час дизель - поезд мчал нас на юг Венгрии, ближе к Югославской границе, к месту службы.
Сказать, что я расстроился, думаю, что нет: «Не получится послужить в ЮГВ, ну и ладно. Зато, какая туристическая поездка получится, да еще задаром, когда еще удастся в жизни попасть в Венгрию».
Дизель поезд был очень чистым, приходил на станции точно по расписанию, На станциях во время отправления звучала оригинальная музыка.
Прибыв в Калочу уже к вечеру, мы с капитаном ни как не могли попасть в часть. Городок совершенно не знакомый, язык не понятный. Все попытки, заговорить на русском и даже на скудном английском языках увенчивались не успехом. Ответ местного населения был один: «Нем ту дом» (Не понимаю).
Через некоторое время, к вокзалу гремя всеми своими составными частями, подъехал военный, наш Советский, ЗИЛ-131.Услышав родную речь, радости не было конца. Буквально через 15 минут мы были на КПП вертолетного полка.
Войдя на территорию военного городка, я заметил хорошо сложенного молодого человека. Подойдя ко мне, он спросил:
- Ты не с ЗАБВО, не из Могочи, кого меняешь?
- Чей заменьщик понятия не имею, но из Могочи, - ответил я.
- Если из Могочи, я твой летчик – штурман. Ченский Илья, - представился он.
Этот день на встречи был удивительно хорош: даже к концу дня познакомился, еще толком не прибыв в часть, со своим летчиком - штурманом.
- Пойдем в гостиницу, - по дороге мне Илья обрисовал ситуацию в отношении вывода частей из ЮГВ.
Проходя по территории военного городка, я обратил внимание на порядок, чистоту и ухоженность территории и домов офицерского состава. Такое ощущение, что весь этот порядок был только что наведен. Недалеко от КПП стоял памятник - стела, а на ней МИГ -17, взмывающий в небо.
Устроившись в гостинице, такой же ухоженной как было все, я прилег отдохнуть от дороги и обдумать все, что произошло за последние сутки.
Гарнизон Могоча, откуда я прибыл, был противоположностью Калочи. Сказывались и природные условия, и сами условия жизни. Подпертые бревнами казармы, отсутствие даже туалета и столовой для солдат, они питались в палатке. Только к началу зимы 1988г. построили солдатскую столовую. Если у местных жителей в Могоче стены были метровой толщины и выдерживали забайкальские морозы, то у нас дома были, как везде в гарнизонах, панельные. Стены от мороза промерзали, канализационные трубы перемерзали и лопались, и все нечистоты сливались прямо в подвал, почти в каждой квартире стояли самопальные печки, было все равно холодно, и люди отапливались электричеством, включая самодельные обогреватели, от чего проводка вечно горела. Мало того квартир на всех не хватало, и мне одно время пришлось с семьей жить в кладовой, где хранят белье для общежития. Недаром говорили «бог создал Сочи, а черт
Могочи». Здесь же, в Калоче, было все образцово-показательным.
На следующий день встал пораньше, привел себя в порядок и пошел к командиру полка, доложить, что прибыл для дальнейшего прохождения службы. Постучав, спросив разрешения, я зашел в кабинет. В кабинете, склонившись над какими-то графиками и схемами, стояли два полковника. Я сразу понял из разговора между ними, один полковник был командиром полка, другой – Начальником Отдела Армейской авиации ВА. Командир полка п-к Лыков, выслушав меня, сказал, что летать я буду в 1 эскадрильи, в 1 звене, чтобы устраивался, не затягивал с зачетами и приступал к полетам. Начальник Отдела Армейской авиации в резкой форме вдруг заявил:
- Ну, вот что, капитан, сегодня пятница, четыре дня тебе на обустройство и сдачу зачетов, бездельники нам не нужны. Понял меня?
Прибыв в расположении 1 ВЭ (вертолетной эскадрильи), доложив командиру ВЭ п/п-ку Швецову, я зашел в класс подготовки к полетам. В классе встретил своих сослуживцев по Могоче. Один из них спросил:
- Сколько времени тебе дали на сдачу зачетов? Слушай, ну и нравы у них здесь, я два раза ходил сдавать Инструкцию экипажа вертолета МИ-8, и пять раз Инструкцию по производству полетов в районе аэродрома. Штурман полка звереет, задает вопросы по вертолетовождению, кроме Инструкции по производству полетов, особенно любит тему «Земной магнетизм» с выкладкой всех формул.
Тут я задумался. Перспектива сдать зачеты за 4 дня, из них 2 выходных, нарисовать карты, подготовить всю документацию, начиная с Рабочей тетради, тетради Заблаговременной подготовки и т.д., повторить вопросы теории по всем видам дисциплин, да еще с таким жестким подходом, могла просто быть не выполнима. И тогда начнутся неприятности. Ведь приказ был даже не от командира полка. И я принялся за усиленную подготовку.
Летчик - штурман Илья Ченский, действительно попал в мой экипаж, и всячески помогал мне. Принес свои полетные карты, помогал рисовать мои, помогал разобраться в Инструкции по производству полетов, а самое главное - в запоминании Венгерских названий, таких например как Кишкунфелидхаза, Кишкунлатсхаза, Сексард, Кечкимет и т.д., которые то поначалу было сложно выговорить, а не то, что запомнить.
Командиром звена у меня был боевой летчик капитан Бондарев Василий, имеющий кучу орденов, начиная с Ордена Красного Знамени. Он ввел меня в курс установленных у них правил подготовки к полетам, полетам на полигон.
Одним словом в пятницу я сделал все документы, связанные с Секретной частью, оставил на выходные всю теорию.
На полковом построении в конце рабочего дня комэска, практически обращаясь ко мне, сказал:
- Не забудьте в понедельник построение в 7.00 на полковую физзарядку. Едет комиссия. Будем сдавать зачеты по гиревому спорту. «Да действительно весело у них здесь», - подумал я.
Все выходные я просидел за книжками, только к вечеру, в воскресенье, в гостиницу ко мне пришел Илья Ченский.
- Командир, город не хочешь посмотреть,- предложил он.
Пройдясь по улицам нового, для меня, ухоженного городка, я немного отошел от этой гонки. Самое интересное то, что в понедельник комэска спросил меня:
- Куда это тебя Ченский водил?
В понедельник в 7 часов утра весь полк стоял в спортивной форме и занимался физподготовкой во главе с командирами подразделений. Бегали кросс, поднимали гири, потом игры. Конечно, после училища я не встречал такого ни в одной части, где мне пришлось служить.
Перед началом рабочего дня, на построении вывели перед строем одного капитана, который прибыл на несколько дней раньше меня, и мягко выражаясь, предложили ему покинуть ЮГВ в 24 часа. Он был замечен в том, что зашел в одну корчму, и этого было достаточно.
В понедельник, в полку была предварительная подготовка к полетам на вторник.
Я, было, собрался идти сдавать зачеты, как в класс зашел комэска п/п-к Швецов и, обратившись ко мне, сказал:
- Жильников, завтра летаешь, на предварительную подготовку.
После постановки задачи я побежал сдавать зачеты.
Зам. командира полка принимал зачет по Инструкции экипажу и аэродинамике вертолета. Листал Инструкцию и, что ему попадалось, спрашивал, потом взял у меня Лист сдачи зачетов, поставил традиционно-авиационное «хор». По плановой таблице первые полеты я выполнял именно с ним.
Штурман полка, посмотрев полетные карты, проверив меня на знания Инструкции по производству полетов, спросил свой традиционный вопрос о Земном магнетизме, на который я естественно был готов ответить, тоже поставил оценку.
На полковом контроле готовности подняли несколько раз, и я был допущен к полетам.
Мои активные труды в выходные дни не прошли даром.
Отлетав на следующий день первую смену в этом полку, я сидел в классе и разговаривал с летчиками эскадрильи, одним словом знакомился с ними, как вдруг раздалась команда: «Товарищи офицеры». В класс зашел Начальник Отдела Армейской Авиации. Увидев меня, что я сижу ничем не занимаюсь, обращаясь ко мне, он сказал:
- Я же приказал Вам за 4 дня сдать зачеты, почему Вы сидите и бездельничаете?
На что я ему спокойно ответил:
- Я все зачеты сдал, и сегодня уже отлетал полеты.
Он посмотрел на меня, что-то пробурчал про себя и вышел.
Знакомясь с полком, с его историей, людьми окружающими меня, имея опыт работы в звене Управления полка, я понимал, что вся эта требовательность, порой чрезмерная, не напрасна. Полк находился на передовых рубежах Варшавского договора и должен выполнять задачи по предназначению на все 100%. И если какому-нибудь второстепенному прапорщику могло сойти с рук, то к летному составу требования были очень высокие.
Полк имел действительно весьма высокую подготовку. В 1 ВЭ, в которой я летел, с 3 классом было всего 2 командира экипажа, и то один из них имел допуска ночью при минимуме и был готов к боевым действиям в составе полка ночью при полетах на групповую слетанность. Такие виды боевых применений, как бомбометания, пуски ракет, то есть полеты на полигон, выполнялись практически каждую смену. Полеты на практическое применение средств поражения выполнялись в составе пар, звеньев днем и ночью. Особенно мне нравилось летать на комплексное применение средств поражения, кода при одном заходе по одной цели сначала выпускались ракеты, а потом цель накрывалась бомбами.
Все пробелы в прохождении Курса боевой подготовки устранялись целенаправленно и очень быстро. В месяц налет составлял 15-20 часов. Разборы полетов проводились очень жестко. Особенно если ошибки были связаны с полетами на полигон.
Шло время. В октябре месяце стало все больше разговоров ходить о выводе полка. Сначала говорили о выводе в Центральную Россию. Потом уже на Дальний Восток, Забайкалье и даже Северные районы России.
Новый 1990 год, полк встречал на Новогоднем огоньке. Но уже 3 января 1990года выполнялись полеты.
Проходя службу в Могоче, озадаченные своими житейскими проблемами, отсутствия жилья, проблемами питания семьи, мы как-то отошли от политических событий в стране. Горбачевская перестройка нас обходила стороной. У нас были свои проблемы. Улучшения и ухудшения мы не чувствовали, потому, что хуже было уже некуда. В ЮГВ мы тоже занимались боевой подготовкой, летали, стреляли, но политическая обстановка нас стала затрагивать все больше и больше. Все ярче стали проявляться недовольства Венгерских властей, которые утверждали, что грохотом своих вертолетов мы мешаем им жить спокойно. Теперь при полете по маршруту населенные пункты приходилось облетать стороной. Однажды, после очередной ночной смены полетов на полигон, утром приехали венгры и привезли учебную бомбу П-50-75, якобы ее нашли у какого то населенного пункта. Начали разбираться. Известно, что на стабилизаторе бомбы пишется позывной летчика выполняющего бомбометания. Позывной был написан на привезенной бомбе, но такого позывного в полку не было. Где они ее взяли не понятно, но нервы потрепали. По городу стали развешивать плакаты с изображением Маршала Советского Союза и с надписью по-русски «ДОМОЙ». В Маршале легко было узнать Министра обороны СССР Язова. Обстановка нагнеталась.
Как-то в выходные, прогуливаясь по городу, со штурманом эскадрильи Сашей Михайловым, нам на встречу выскочил венгр. Он схватил меня за руку и стал меня куда-то тащить, что-то бормоча по-своему. Михайлов служил в ЮГВ пятый год и неплохо понимал по-венгерски. Обратившись к Саше, я спросил:
- Чего он хочет-то?
- В гости приглашает, говорит, что он зарезал поросенка и хочет угостить, нас военных из Советского Союза, пойдем к нему? - переводил Михайлов.
- Пойдем, зайдем, а то человек так усердствует, - ответил я.
Зайдя в дом венгра, мы увидели симпатичную молодую женщину, которая, увидев нас, очень обрадовалась. Пригласила за стол. Рядом вокруг этой женщины бегали две маленькие девочки, похожие на кукол. Когда хозяин дома сел за стол, женщина села в стороне и взяла этих девочек на колени. Она улыбалась. На столе стояли 2 большие тарелки с мясом, приготовленные видимо по рецептам прекрасной венгерской кухни. Венгр рассказывал, а Михайлов переводил:
- Он Венгерский коммунист, уйдете вы - будет плохо, придут американцы …..
Покушав, выпив немного венгерского вина, мы вышли из дома приветливых хозяев.
Прошло 14 лет и, вспоминая события тех времен, я всегда рассказываю об этой венгерской семье, перед глазами стоит этот взлохмаченный, встревоженный венгр за свою семью, и женщина с двумя девочками на коленях.
В конце февраля стало известно, что полк выводят в Узбекистан город Каган. Это примерно 60 км. от Афганской границы.
Тем временем события начали развиваться очень быстро. Информация о выводе полка в Узбекистан встревожила полк, особенно жен. Перспектива остаться в Узбекистане при развале СССР пугала. В полк прибыли Депутаты Верховного Совета СССР, они рассказывали, что Шеварнадзе способствует развалу Варшавского Договора, а в перспективе и СССР. В отношении Варшавского Договора мы это уже чувствовали, а вот в отношении СССР – даже в голове не укладывалось. Относясь к избирательному округу от Украины, в полк прибыл кандидат в Верховный Совет Украины и стал агитировать за себя, иначе к власти придут националисты УНА УНСО, и в перспективе развал СССР. Все понимали, что агитация есть агитация, но развал? В это, я думаю, мало, кто тогда верил. Внешне складывалось впечатление, что люди не хотели ехать в Каган. Да и кто хотел туда ехать. Женщины видимо натуры более чувствительные, они чувствовали, что перспектива Кагана не радует ни чем хорошим. Начались женские волнения. Однажды придя на построение, мы увидели, как за спиной командира полка начали выстраиваться жены. Они держали плакаты с призывом не ехать в Каган, подумать за своих детей, они готовы были ехать хоть в Забайкалье, хоть на Дальний Восток, только в Россию. Высказывались мнения, что в Кагане полк прекратит свое существование. Зрелище конечно впечатляющее. Стоящий рядом со мной командир звена Володя Старцев сказал словами из одного известного фильма:
- Мы, кажется, стоим на грани грандиозного шухера!
Женские волнения усиливались. Была попытка сорвать полеты. У КПП вывешивались объявления, когда будет очередной митинг. Однажды когда одна молодая особа вешала листовку, мимо проходил начальник политотдела полка. Он потребовал снять листовку. Женщина отказалась. Он попытался снять ее сам, но так как в любой женщине есть что-то кошачье, она вцепилась в него и поцарапала. Тут дело дошло до угроз судом. В конце концов, руководству полка, каким то образом, удалось расколоть женсовет, и волнения стали терять силу. Видимо женам молодых офицеров наобещали, что их мужья в Кагане будут как минимум комэсками.
В это время начались так называемые «торги». Продавалось абсолютно все, начиная со старых тарелок, резиновых охотничьих сапог, шахматных досок и кончая старой изношенной мебели, ламповых телевизоров. Одним словом, венгры скупали весь хлам и не только хлам. Сами ходили по домам, а потом у них отдельные личности стали заниматься посреднической деятельностью, зарабатывая на этом деньги. У КПП организовался мини рынок, где заключались «сделки», своего рода биржа. Информация видимо докатилась до «верхнего» штаба и к нам прибыли офицеры из Отдела службы войск.
Как-то вечером, офицер в полевой форме, в чине полковника, с мегафоном в руках ходил по мини рынку и кричал:
- Товарищи мадьяры, завтра торгов не будет!!!
Предприимчивости отдельных офицеров, а особенности прапорщиков остается только удивляться. У некоторых была возможность, буквально в последние месяцы, съездить в Союз. Один прапорщик, «золотой фонд Вооруженных сил», умудрился привезти в контейнере шлифованные мраморные гробовые плиты. Купив в Союзе по 800 рублей, а продав в Венгрии примерно по 2000 тысячи долларов за комплект. Причем продавал он их по половинной цене. Ни одному таможеннику наверно в голову не пришло, зачем нужны шлифованные мраморные глыбы в Венгрии.
Два прапорщика пытались принять Венгерское гражданство, но им это не удалось.
В середине марта с рембазы г. Конотопа пригнали два Ми-6 ,буквально в ближайшие 2 недели они были разобраны. На аэродроме стояли только фюзеляжи. Дальнейшая их судьба неизвестна.
Полеты стали проводиться редко. Если посмотреть записи в летной книжке, то можно увидеть:
- февраль 5 смен, налет 3 часа 58 минут;
- март 2 смены, налет 2 часа 58 минут;
- апрель полетов не было;
- май 2 смены, начиная с 23 числа налет 4 часа 27 минут;
- июнь 5 смен, до 14 числа налет 5 часов 3 минуты.
Смены в конце мая и начале июня видимо проводились, что бы летный состав имел возможность потренироваться перед перелетом, выводом полка с территории Венгрии.
14 июня в последнюю летную смену выполняя полет по маршруту в составе пары, я попал в облака с сильнейшим, снежным зарядом и обледенением (это 14 июня). Пара ведущим была распущена, а после посадки лед кусками отваливался с вертолета и таял. Технический состав ходил вокруг вертолета и спрашивал:
- Где ты в июне нашел столько снега и льда.
Примерно в конце апреля на должность командира полка был назначен зам командира полка п/п-к Гордеев. Бывший командир полка убыл в распоряжение Ставки ЮЗН. И на п/п-ка Гордеева легла вся тяжесть и ответственность организации и перебазирования полка. Были присвоены очередные и досрочные воинские звания, особенно это коснулось политработников.
Была дана команда, что бы все семьи покинули территорию Венгрии до конца мая. Начались очередные сборы вещей и отправки контейнеров. В конце мая офицеры и прапорщики остались одни.
В полку от былой строгости ничего не осталось. Мы могли спокойно пойти и посидеть в кафе, отметить чей-то день рождения, или просто попить пива. Самое интересное то, что в худшую сторону ничего не изменилось. Все требования и приказы выполнялись. Все были на месте.
Кому-то помешал памятник МИГ-17, о котором сказано выше. Вместе со стелой, тягачом на танковом ходу, пытались его выдернуть прямо из земли. Не получилось. Видимо наши предшественники делали все на совесть. Сам самолет все же сорвали (в нем ведь много алюминия), разворотив всю клумбу с цветами. А стела так и осталась стоять.
Еще 23 февраля проводилось собрание офицерского состава Калочинского гарнизона. На нем присутствовали и офицеры Венгерских Вооруженных сил. Командир Венгерской части закончил военное учебное заведение в СССР и поклялся, что памятник Советским солдатам в городе Калоча, он ни кому не позволит разрушить. Ну а мы сами себе «хозяева».
В полк стали прибывать венгерские комиссии по приемке аэродрома и строений. По гарнизону ходили с умным видом мадьяры, смотрели трещины на стенах, привядшую траву у стоянок вертолетов. Кстати порядок на вертолетных стоянках оставался образцовым до взлета последнего вертолета с аэродрома. Впоследствии все экипажи с лопатами в руках пересаживали дерн у своих закрепленных вертолетов.
Прилетал на легком спортивном самолете, якобы, будущий хозяин аэродрома.
Время все стремительней приближало нас к моменту «бегства» (я это по-другому никак не назову) с территории Венгрии. Перелет был назначен на 4 июля 1990 года.
3 июля после постановки задачи и подготовки на перелет была дана команда, что бы весь личный состав освободил квартиры и сдал ключи, и ночевать убыли на вертолеты. Ключи я сдал, но один комплект я оставил себе, и ночевать я пошел в свою квартиру. Превращаться в бомжа было еще рановато, все было впереди.
Встав утром в 4.00, весь полк собрался в столовой. Погода стояла плохая. Туман – видимость метров 200. После завтрака убыли на аэродром. С вещей был один чемодан, да матрас с подушкой. После предполетных указаний погода немного стала лучше. Туман приподнялся, видимость метров 800. На построении полка с речью выступил Генерал майор (ни должности, ни фамилии не помню). Потом подходил к каждому командиру экипажа и вручал целлофановый пакет, в котором находился значок и какой то вымпел. Кто-то из строя съязвил:
- Все что могу.
Боевой порядок полка представлял собой колонну пар. Всего на перелете участвовало 52
вертолета. 1 эскадрилья летела на МИ-8 в составе 23 единиц. Я летел в третьей паре.
Первая посадка была в Кунмадараше.
Последовала команда по вертолетам. Первой шла 3 эскадрилья на вертолетах Ми-6 потом мы 1-я эскадрилья, потом 2–я на Ми-8.
Погодные условия были:- видимость 1.5-2 км безоблачно. Полк выполнил взлет, начался первый этап перелета. Через 30 минут полета погода стала практически ПМУ. Выполнили посадку на аэродроме Кунмадараш.
Первая задача выполнена – полк с постоянного места дислокации выведен.
Ну а дальше? А дальше закрыт перевал через Карпаты. Сидим и ждем. Следующая посадка – Калинов – это уже СССР.
Ночевали в вертолетах. Между двумя дополнительными бочками у меня в вертолете стояли ящики с ракетами С-5. Вот на них, бросив матрас с подушкой, я и ночевал .
6 июля рано утром взлетел разведчик погоды - командир полка п-к Гордеев. Я включил радиостанцию на вертолете и стал слушать радиообмен. Разведчик погоды докладывал:
- Облачность 6-8 баллов многослойная, нижний край нижнего слоя 800 метров, верхний край 3400-3500, далее идет второй слой, нижний край 3800.
Руководитель полетов на аэродроме Кунмадараш:
- 701 группу выпускать?
Далее идет пауза.
Разведчик погоды:
- Выпускайте.
По паузе я понял, что условия не ахти хорошие, но видимо горит план.
Взлет выполнили тем же боевым порядком. Дали 3600.
Погода оказалась, как говорил разведчик погоды, за исключением - не 6-8 баллов, а 10 баллов.
При проходе госграницы кто-то крикнул:
- Черта.
И практически со всех вертолетов полетели сигнальные ракеты. Кто-то кричал:
- Прощай мадьярия.
Кто–то:
- Да здравствует Союз.
А облачность то 10 баллов. Подходит время начала рубежа снижения. Впереди идущей эскадрильи видимо ведущий группы 3-ей эскадрильи крикнул:
- Вижу дыру все за мной (чисто авиационная терминология).
Потом тишина.
Спустя некоторое время слышу голос своего комэска:
- Занять дистанцию между вертолетами 200 метров.
Потом:
- Рубеж снижения.
«Дыра» оказалась очень «хитрой». Сначала она поворачивала влево почти под 90 градусов, потом вправо. Получался такой своеобразный туннель. Вспомнив слова своего первого командира звена в училище капитана Ковешникова, что летчик в кабине должен сидеть как воробей на дерьме, поклевал и по сторонам, я смотрел во все стороны, потому что тенденция у некоторых обогнать или отстать была очень велика. А прозеваешь – то можно и столкнуться, ведь скорость снижения была высокая.
Вышли из облаков на высоте 800 метров. Дымка. Видимость 2-3 км. Аэродрома не видно. Слышу в эфире команды об уходе на 2 круг. Наша эскадрилья вышла на посадочный курс. Посадка с ходу по-самолетному. Руководитель полетов кричит, чтобы не задерживались на полосе. Над головой пронеслись один за другим два МИ-6, которые ушли на второй круг. Сзади подходила 2 эскадрилья. Отдать должное руководителю полетов (к сожалению, не помню его фамилии), он мастерски завел на посадку этот «пчелиный рой» в составе 52 единиц, далеко в непростых метеоусловиях.
Теперь уже выполнена основная задача – полк выведен с территории Венгрии.
Был таможенный досмотр. Хотя смотреть то было нечего.
В это день мы выполнили еще один перелет на аэродром Бердичев.
После посадки полка, объявили построение. Перед полком вышел командир полка полковник Гордеев. Окинув взглядом весь полк, он сказал:
-Мужики спасибо!
На следующий день выполняли перелет на аэродром Бутурлиновка, где провели двое суток.
Настроение, у экипажей, судя по выкрикам в эфир и по поведению было хорошее, многие ждали встречи с семьями в Саратове. Большинство в полку были выпускниками Саратовского летного училища. А посадку должны были выполнять на училищном аэродроме.
В Саратове действительно многих встречали жены, дети. В руках у них были цветы. Вообще народу собралось очень много. Но торжество продолжалось не долго.
Буквально через пару часов эскадрильи вырулили на полосу. Первой взлетала теперь наша эскадрилья. Взлет выполняли по-самолетному, очень четко выдерживая интервал и дистанцию, одновременно, как на параде, 23 вертолета, ведь на нас смотрели сотни глаз.
В эфире звучали голоса:
- Прощай Кофейничек (Кофейник – позывной аэродрома Саратов).
- До встречи Кофейничек.
Потом была тишина.
Следующая посадка была в Пугачеве. В Пугачеве мне передали, что меня вызывает командир полка. Подойдя к вертолету командира полка, я увидел, что вместе с ним стоит комэск и мой ведущий. Оказалось, что на вертолете ведущего двигатель погнал масло. Техники видимо устранили неисправность, но мне была поставлена задача в полете наблюдать за двигателем в полете и в случае появления следов масла на капоте двигателя дать команду на вынужденную посадку. К счастью все обошлось.
После Пугачева были Чебеньки, Орск, Аральск.
Чем пустынней становился ландшафт местности, тем хуже становилось настроение.
При подлете к аэродрому Аральск прозвучала команда РП занять дистанцию 300 метров. Аэродром можно было определить по огромному облаку пыли. При посадке, уцепившись взглядом за какой-то стебелек, торчащий из песка, я приземлил вертолет. Видимость была метра 2-3. Увидев, справа, черный кабель светового оборудования аэродрома, убрав обороты несущего винта, что бы еще больше не поднимать песок в воздух, я стал освобождать полосу. РП всех торопил. Сзади садились остальные эскадрильи. Пыль стаяла такая, что блистер открыть было не возможно. Все сразу лезло в глаза, рот. Стояла ужасная жара.
Ночевали в Аральске. В городе сняли отдельные номера в гостинице, и пошли в ресторан, стоящий на берегу, там, где раньше было Аральское море. Была пристань и корабли, стоящие по ватерлинию в песке – единственное напоминание об Арале.
Утром подъем в 3 утра. В 6 утра эскадрилья пошла на взлет. Температура воздуха в тени плюс 40. Впереди 500 км пустыни. Высота 1800. Открыв блистер, тут же его закрыл - там еще жарче. Подходим к Нукусу, на земле что-то стало появляться зеленым цветом, даже на душе стало легче. После посадки, это все оказалось верблюжьей колючкой. Хотелось страшно материться.
После Нукуса еще 500 км пустыни и на горизонте появился пункт назначения – Каган.
КПМ – конечная точка маршрута. И не только маршрута.
Для летчиков Армейской авиации, Каган, Чирчик – «родные места». Все они связаны с Афганом. Здесь многие были, летали и особенно ничему не удивлялись. За исключением…..
После посадки прибыл ЗНШ полка, он прилетел сюда на размещения полка еще раньше, и пригласил всех в столовую. После ужина объявили построение. На построении, командир полка, докладывал какому-то полковнику, я не помню, кто это был, но летчики его знали, и по эскадрильи пронеслось:
- О Челюсть (видимо его в народе так «любовно» называли).
Полковник окинул всех взглядом. Посмотрел на летчиков, грязных от Аральской пыли, потных, проведших воздухе около 30 часов, и высказал свою «крылатую» фразу:
- Ну что суки, думаете, вас здесь ждали. Вот вам казарма размещайтесь.
Не дождавшись ни каких следующих команд, теперь не летчики – действительно ЗОЛОТОЙ ФОНД ВООРУЖЕННЫХ СИЛ, орденоносцы, а просто суки, повернулись и пошли в казарму. В казарме стояли в три яруса голые солдатские кровати. Была ужасная жара. В тени 45.
Молча, не говоря ни слова, вышли из казармы, и пошли на аэродром к своим вертолетам.
Уже поздно вечером приехала КПМка (машина, предназначенная для уборки полосы, с водой). Народ вывалил на рулежку, в чем мать родила, и, наслаждаясь прохладой воды, смывали грязь перелета.
В Кагане за год до нашего прилета, базировался точно такой же вертолетный полк, но от него ничего не осталось. В квартирах жило гражданское местное население. Штабы эскадрилий, классы подготовки к полетам разграблены и поломаны, даже в некоторых сорваны полы, не говоря за учебные стенды. Интересно, кто здесь так поживился, пограбил. Осталась только КДП и то наверно потому, что аэродром действующий, и, еще здесь базировалась смешанная вертолетная эскадрилья. На весь полк нашлось только около 30 свободных квартир.
В вертолетах мы прожили две недели. Даже как-то привыкли. Правда, не было элементарных удобств. Как-то, проходя мимо штаба полка, я заметил нач. политотдела с обходным листом. Я спросил у него:
- Куда это Вы товарищ подполковник уезжаете.
-Знаешь, надо еще один полк из Германии выводить, - радостно ответил он мне.
На построении командир полка обратился с просьбой освободить вертолеты, их нужно сдать под охрану.
Найдя квартиру в городе, я переселился туда. Квартира представляла собой маленький частный дом. Хозяйка старая женщина, говорят, до инсульта она знала 7 языков, но в это слабо верилось, потому что она обходилась 5 матерными словами, и самое интересное, что мы друг друга понимали. Во дворе бегали две, до того, голодные собаки, что возникала между ними драка из-за индюшачьего дерьма. Кругом была сплошная антисанитария. Мой сосед, тоже летчик с первой эскадрильи ушел, терпения ему хватило на одну неделю. Но, поселившись в другом месте, все же попал в реанимацию из-за отравления.
Время бежало. Занимались строительством и обустройством. Рабочий день начинался в 7 утра, обед с 12 до 15 , конец в 18 часов. Вечером, когда жара спадала, шли в Городской парк, слушали только появившегося Газманова со своим «Эскадроном мыслей лихих», и заунывные песни из индийских фильмов.
Я как-то зашел в общежитие к штурману эскадрильи, Саше Михайлову, тот взял гитару и запел:
- Зачем нам поручик чужая земля….
Да, она оказалась, действительно чужой.
На построении объявили о том, что если у кого есть бронированные квартиры и есть возможность взять отношение – держать не будут. Полк начал разбегаться кто куда.
Командир полка съездил в Бухару и добился, что бы разрешили прибывшим из ЮГВ вывезти вещи, потому, что уже тогда вводились квоты.
Вскоре прибыл новый нач. политотдела полка, узбек по национальности, Видя, как разбегается и разваливается полк, начал проводить агитацию в отношении перспектив ВВС Узбекистана. Лично такие перспективы меня не устраивали. А от боевого полка оставались одни воспоминания.
Я очень благодарен судьбе, что мне посчастливилось послужить в Калочинском вертолетном полку. Послужить с людьми, которые очень много дали мне как летчику.
Уезжали мы с одним капитаном в Бухару из Кагана на черной «Чайке». С шиком. Таксист рассказывал, что он на ней свадьбы возил.
Вот так закончилась моя «туристическая» поездка в Венгрию. Правда это история о развале Варшавского договора и она закончилась. А вот о развале СССР, это все было впереди, до этого оставалось меньше года. Но это совершенно другая история.
P.S. Армия, у всех революционеров и реформаторов всех времен, была как «бельмо на глазу». Ее всегда разлагали, разваливали, что бы она «не путалась под ногами», и не дай бог, встала против них.