Сорокин Сергей Алексеевич - выпускник Барнаульского ВВАУЛ 1974 года
Большую часть закавказского пребывания копитнарский полк был отдельным и единственным бап в 34 ВА. Потому «перемещаться по службе» его личному составу было особо некуда: на учёбу, либо на дембель. Вот и служили в нём подолгу. Так было до меня, при мне, да и после меня. А за продолжительное время пребывания в одном коллективе прирастаешь к людям, роднишься, а осознаешь это, когда расстанешься. Бытовые, климатические условия Западной Грузии - не самые плохие. Конечно, с Украиной, Белоруссией, Центральной Россией, не сравнить, но и далеко не ЗабВО, ТурКВО или ДВО. Местное (грузинское) население к нам относилось вполне прилично, грех жаловаться. Добавьте к этому вино - рубль литр, коньяк варцихский - 6 рублей литр, сациви, хинкали, до Черного моря 75 км, - вообщем, служи - не тужи. Что и делали.
В середине 80-тых с переучиванием на Су-24 полка «фба» в Венгрии, полков «иба» в Польше и Германии пошли массовые систематические замены, вымывшие дотянувших до этого «аборигенов», имевших по 10 – 15 лет «кавказской ссылки». Один из таких родных мне «аборигенов» - Геннадий Александрович Шубин, оттарабанивший в Копитнари 16 лет, - с 1971 по 1987, так и не дождавшись замены или перевода, т.е. от выпуска из Челябинского ВВАУШ до дембеля с должности штурмана полка в одном гарнизоне.
Я пришел в полк 1 ноября 1977 года из Далляра с «Яков», с разведполка. После теории в Липецке вывез меня на «Сухом» мой командир звена - Гоша Ермаков в начале 78 года. Гоша с Геной долго летали в одном экипаже (и на «Яках» и на «Сухих»), а в 1982 Гоша замкомэской заменился в Польшу и там 10 января 1983 года погиб – перевернуло на взлёте из-за обрыва лопатки. А Гена все так и был штурман звена – и причин каких-то особых для сдерживания его роста, кроме «ершистости» (сложности у него были с «промолчать») не было. Я, во всяком случае, других не знал.
Когда я сам «подрос», то попросил у командира Гену к себе штурманом аэ. Командир согласился, назначил его через должность, проигнорировал «советы» одного «крупного политического деятеля» полкового уровня. Стали мы с Геной работать в паре: плановые рисовать, летать, других учить. Дружно, надёжно, на совесть. Не скажу, что мы в этом особенно отличались от других комэсок и штурманов эскадрилий. Гена «ершистый», но свой, правильный в главном - не прятался от работы и ответственности, не вилял, когда жареным попахивало. «Молодняк» штурманский к нему тянулся и уважал. И было за что. Опытом делился, возясь с ними; рисковал, когда надо было, доверяя (а как без этого); прикрывал, хотя и «драл» за дело при неизбежных ошибках ученичества; сам учился постоянно; лётному принципу «Делай, как я!» следовал; карьеры компромиссами не строил. Плюс рыбак, футболист, мотоциклист, впоследствии автомобилист, в меру картёжник. Впрочем, последним «болели» многие.
В апреле 84 года послал командир меня с ним на простое (по нашему с ним уровню: готовы на всё, в составе любой группы, в любых условиях, любыми средствами, с любого вида маневра) заданию - посмотреть, будут ли высвечиваться «уголки» радиолокатором переднего обзора.
С этим заданием вообще-то мог справиться любой другой наш подготовленный экипаж, но спрашивать, почему нам идти, естественно, не стали - «на задание не напрашивайся, от задания не отказывайся». Решать, кому и куда идти и что делать – дело командира. Одно «но». Уголки эти выставили не на полигоне и не топогеодезисты под надзором штурмана, а солдатики пехотные, да под угрозой обстрела на границе охраняемой зоны известного нашему поколению аэродрома Баграм. Точечных радиолокационных ориентиров за «речкой» не было, а они нужны были нам для коррекции счисленных машиной координат. Нечему там «светиться»: ни тебе ж/д мостов, ни подстанций, ни ГЭС, ни другого промышленного «железа» - средневековье, короче. Правда потом нашли один (ГЭС Наглу), его координаты и «картинку» «штурманская сила» последователям нашим за «жидкую валюту» передала.
При постановке задачи на вылет был предупреждён: повторный заход запрещён - воздушное пространство от посадочного «Кабул-международный», «Баграм» и до Анавы, что в «горле» Панджшерского ущелья, «перегружено». Да и опасалось командование потери по-дурости: незнакомый для «духов» аппарат будет «утюжить» несколько заходов по одному маршруту, можно и схлопотать!
И этот друг вынудил меня сделать три повторных захода! Каждый всё ниже, поясняя: «Не вижу и всё!». А не выполнить задание, так об этом, как в любимом анекдоте от моего друга и однокашника Толи Колмогорова: «А об сесть и речи быть не может!!» В «крайнем» заходе Гена чистосердечно признался, что видел уголок еще в первом, да хотел снять с разных высот и подтвердить его еще и съёмкой в электронно-оптический визир (чтоб никто не сомневался и уверены были). Не скажу, что я этой его хитростью был доволен, но что сделано, то сделано. А командир полка, когда ему после посадки в этом «грехе» признался, сказал, что и не сомневался и рассчитывал, что так и сделаете. Гену – позже наградили (ЗБЗ) и за это в том числе, а меня не стали наказывать (за недельку до этого полета из-за нарушения техники безопасности погиб в эскадрилье техник при замене пневматика передней стойки).
Спасибо моему командиру! Он меня этим простеньким заданием вывел из-под политотдельской гильотины, зная, что за него будут поощрять «торжественно и не адекватно». И я даже в академию учиться был отправлен. Спустя несколько суток после нашего с Геной «геройского» вылета семь полков, в т.ч. два полка Ту-16 по 20 машин в каждом - быховский и бобруйский, с подвеской на «штанах» по 40 «двестипятидесяток», либо по 10 «пятисоток», два полка Су-24 (наш и николаевский), мы имели по 10 «двестипятидесяток», либо по 4 «пятисотки», ударили по заранее заданным целям в Панджшерском ущелье. Начался «Ленинский субботник» (20 - 24 апреля) по зачистке Панджшера. Не первый, но и не последний, к сожалению, за ту войну.
Мы и николаевский полк (149 бап) при этом использовали этот уголок.
А Ту-16-тые спланировали работу, используя РСДН. Часть из них заходила на цели с севера, часть - вдоль ущелья, тут и при желании тот уголок не увидеть, по «выносу» не сработать. Секунд за 40 до сброса сигнал от ведущей станции пропал и у мужиков появились серьёзные проблемы (при их-то степенности). Вообщем, получили они «неизгладимые и яркие впечатления». На всю оставшуюся жизнь. Командира бобруйского полка я видел на КП сразу после посадки. Колотило его так, что он прикурить сам не мог, и был, как в Грузии говорили, «белий - белий, как мацони».
Мы тоже как-то не имели жгучего желания «повторить подвиг» в тот день. И было от чего. За один полёт: взлет ночью парами (первый и последний раз делал), сбор: звенья - догоном, эскадрильи и полк - на петле, полет в сомкнутых боевых порядках «колонна звеньев и пар» 55 минут чистой ночи. Повторю. Всё вышеперечисленное – ночью, на Су-24 «простых», без межсамолётной навигации, всяких там «Свод-Встреча». Что в мирное время категорически нельзя, - оказалось надо и «могём»! Конечно, нам очень помог в этом трудном деле совет жизнью «тёртого» инспектора 34 Воздушной Армии Николая Христофоровича Константинова на предполётных указаниях: «Мужики, повнимательнее!» Видно сам Христофорыч в своё время пополучал такие советы-рекомендации. Ну и анекдот, рассказанный им для снятия с нас «напряга».
Дальше - не легче. После прохода траверза Мазари-Шариф стало виднеться впереди и выше что-то очень похожее на фронтальную облачность. Оказалась десятибалльная, как «просили». «Успешно» влезли в неё 30 единицами в плотных боевых порядках, «груженые» по-полной, заскреблись фактически на «потолок». Снижаться под облака там конечно можно было, но только один раз, в последний…и разомкнуться нельзя, - время на удар ограничено рамками авиационной подготовки атаки (Лев Яковлевич Рохлин со своими бойцами от моей цели лежал в пятистах метрах по заходу, - много позже он мне сам это сказал).
При развороте (примерно над Кабулом) в облаках на 9300 на режиме тряски на прямом крыле (кто летал на Су-24, тот поймёт) ЗШ от потряхиваний сполз вверх и я перестал слышать нормально р/обмен, а поправить «шпрехен-шапку» сам не мог - руки, да и глазки были шибко заняты удержанием режима - уголок атаки 14 градусов (при допустимом 17), родимый «висит на ручке», крыло давно «прямое», а тряска сильнее, чем на «Элке» перед срывом в штопор. Гену попросил - он ЗШ мне на место поставил, жизнь у меня стала налаживаться, а он снова лицо засунул в «калошу» своего РПО. Потом облачность как рукой сняло и видимость!!!
Это всё эмоции прошлые, ну хлебнули «остренького». А каков итог?
Накрошили мы мрамору в тех горах; своих - не побили; пехота в атаке противодействия не имела, – нам оценка «пять»! На войне, это не на полигоне – радиальное отклонение и смотри оценку. Главное – солдатики наши живые. Полк (летный состав и работяги наши – ИТС, механики) сделал всё, что мог, чтоб они до мамок вернулись. Сами, конечно, чуть не поубивались, а что гор трупов «духов» после нашего удара не нашли, так они «слиняли» накануне. То ли от наших грозных намерений, то ли «слил» им инфу кто. Второе – вероятнее.
А не слиняли б – с кем тогда бы воевали там еще пять лет, ведь поубивали б всех их на…!! Да и американцам с НАТО тоже скучно было б там сейчас…
Можно на этом и закончить и «вписаться» в три страницы, но тогда останется за рамками ещё несколько деталей, сохранивших пока в памяти.
Как при взлете парой ночью факелами форсажей ведущего ослепило меня. Не ждал, не предусмотрел. Такую простую и очевидную, казалось бы, деталь, а не предусмотрел. Стать бы поближе, во фронт, да смотреть на его кабину, а не хвост.
Как Гена меня «обложил» после Мазари-Шариф, когда я по СПУ не в меру возмущался тем, что командир долго (на мой взгляд), не замечал злосчастную облачность и не переходил в набор. Может странно, но мне это одёргивание помогло. Ну не выходить же было из строя, в самом деле!
Как мы собирались после удара. Над Панджшером, естественно, разошлись по целям, получилось подразомкнулись. Немного, но все-таки. Первого, кого где-то около Пули-Хумри я догнал, думая, что это командир, был Володя Минко с Игорьком Бабичевым. Как они нас впереди оказались – до сих пор не знаю?! Потом, чуть не над «речкой», «настигли» командира. Ушли тридцаткой, а вышли на Карши – вшестером (остальные приотстали, не зная о нашем форсированном «отрыве»).
Как инженер нашей эскадрильи, Женя Егупов мне потом сказал, что какое-то время было довольно тревожно: ушли - тридцать, пришли - шесть, а где же остальные??
Как я «лоханулся» при заходе на посадку. Командир пошел по-короткому - в район ближнего, делая запас в пользу идущих за нами, я, чуть выдержав паузу, пошел за ним. А что: ПМУ, день уже, плюс расслабуха пошла, «тупить» стал – дело-то сделано. Был тут же наказан: солнце - строго по полосе, дымка, пыльца среднеазиатская – вперед ни х... не видно, а посадочный я себе укоротил, как дембель шинель, пришлось туговато, планки курс-глиссады, собрал не без труда, «мостясь» за Николаем Антоновичем Кузьминским секундах на 20 – 25, он выравнивал, я – в районе «ближнего». Шел до начала выравнивания намеренно правее полосы – чтоб не «черпануть» его спутный след. Выравнивание и доворот на полосу совместил, вблизи земли спутная струя всё-таки себя проявила – самолёт стало «корёжить» и, что хуже, ощутимо подсасывать к земле.
Как я не «размахивал» ручкой управления по кабине - сели мы конкретно! Без отскоков, жестко. Самолет и штурман меня простили.
Как работал наш техсостав!!! Когда после выключения и установки чек на катапульты из кабины с Геной вылезли, спустились по стремянке, то у нас уже висело две бомбы!! Весь полк (тридцать единиц) был подготовлен к повторному вылету ЗА ОДИН ЧАС!!! Про книгу рекордов Гиннеса я лично тогда не знал, генерал-полковник авиации Мартынюк – главком ВВС Южного направления, наверное, тоже, но эту скорость он заметил и отметил. Что тоже не мало – получить высокую оценку от профи, а он таковым был!
Как вылезший из кабины старший штурман нашего полка Толик Колесников, обычно подчёркнуто сдержанный, сняв свой ЗШ, эмоционально грохнул его о бетонку, сопровождая словами: «В гробу я видел такие полёты!!!». Может и видит такие полёты Толя, погибший 19 декабря 1985 года в районе Ланчхути при доразведке погоды ночью…
Как Юра Ноздринов, которого не успели к тому моменту «вывезти» строями и потому не включили в боевой расчёт, после первого удара подошел ко мне и, обратившись по званию (вместо обычного «командир»), подал рапорт (!) с просьбой принять его в партию!!! Мне – комэске(!!!), не члену партбюро даже. Юра не был членом КПСС и объяснил его неучастие в боевых вылетах этим обстоятельством. Мои объяснения истинной причины не помогли. Доложил командиру и он разрешил ставить его в боевой порядок замыкающим – вроде одиночно идёт…
Так и отходил. И на запасный аэродром успешно примостился в одном из вылетов. К моему уважению и восхищению им как «кулибиным», «самоделкиным», добавилось уважение за этот поступок.
Как Юра Серов, замполит нашей эскадрильи, тоже не принявший участие в первом ударе, но по абсолютно другой причине, чем Юра Ноздринов (его штатный лётчик списался), жестко поставил вопрос об участии в последующих ударах.
Как женсовет нашей второй аэ собрал и в мае передал нам в Карши с оказией посылку – огромную картонную коробку с ПИСЬМАМИ, кассетой магнитофонной с записями голосов наших детей, какими-то сладостями, испечёнными женами. И как, послушав вместе, потом многие поодиночке по вечерам подходили ко мне и просили мою командировочную магнитолу – уединившись прослушать это еще и еще раз. А радость эту организовал наш замполит - Юра Серов, а Валя Серова, Кривицкая Света и другие дорогие наши дамы это сделали.
Как горбатил наш «тыл» - обато, да на чужой базе и обеспечил и накормил и разместил, а какие горы бомб подал!!
Как один из моих «проблемных» подчинённых, из техсостава, не буду называть его полностью, ограничусь именем Юра, резко изменился в лучшую сторону в той обстановке. Я, некоторое время, понаблюдав за ним, подошел с вопросом – что одумался, решил дальше нормально служить? Если «да» - держись так и все твои «прегрешения» - в прошлом, и звание восстановим и через полгода всё пойдет путём, а там и учиться и расти будешь.
Он совершенно искренне – Вы что, командир! Вы меня (читай моё поведение – «пахать») неправильно поняли…
Недавно получил от него из Калининграда письмо электронное. Побольше б в боевой обстановке таких «дискредитирующих»!
Это всё за деньги? Смешно называть то, что мы тогда получали этим словом. Служили. Не по детски, потому и уходят мои однополчане до обидного рано…
Как наш полк уходил осенью 1992 года из Грузии в Морозовск, в Россию. Ночью. И ушел, не бросив там НИ ОДНОГО САМОЛЁТА!!! А в кабинах были и уже «списанные» ребята. А недавно совсем принял участие в ПЯТОЙ для полка войне. Все – без потерь. Номер, правда, теперь у полка – другой, дух – прежний!
Вот теперь, пожалуй, всё.