Сорокин Сергей Алексеевич - выпускник Барнаульского ВВАУЛ 1974 года
Начну со стишка из пятидесятилетнего прошлого – из абитуры, не очень совершенного, но прочувствованного.
Самолет стоял на взлётной полосе
И с горечью смотрели те ребята,
Все те, кто не дошел к своей мечте,
Кому закрыли небо белые халаты.
А солнце ласкало крылья и кабину,
Но в душе у каждого был мрак.
Как могли ругали медицину
Ведь теперь она их злейший враг!
«Резали», «резали» и ещё как «резали» доктора кандидатов в лётчики! По результатам анализов, электрокардиограммам, частоте сердечных сокращений, артериальному давлению - терапевты, и кардиологи.
По остроте зрения и цветоощущению согласно по полихроматическим таблицам какого-то Рабкина – окулисты. По слуху («шепотная» речь, аудиофонограмма, состоянию ушей, гланд) – отоларингологи.
Хирурги – по неправильной осанке, рентгенснимкам, следам от травм, шрамам. Коварными вопросами: вы, случайно, боксом не занимались? За искривление перегородок пазух носа, а уж не дай бог найдут на снимках затемнение гайморовых пазух!
Невропатологи тоже с нами не миндальничали, ладони влажные– всё, прощай мечта! Плюс всякие там «по коленке молоточком»: не среагировал – плохо; сильно дернулась нога – тоже.
Начали на первой приписной врачебной комиссии. Немного, но подрезали число желающих учиться летать.
Краевая отборочная медкомиссия в сравнении с приписной - просто жесть! Тут уже участвовали врачи из лётного училища. Из десятка претендентов моей школы осталось четверо условно годных. То, что условно, мы тогда ещё не осознавали, наоборот, была железная уверенность, что вот теперь то по здоровью мы пройдем, надо сосредоточиться, собраться, чтоб ещё по уму (экзаменам) и психоотбору пройти!
Наивные!
Много – много позже один мудрый доктор, услышав от меня в ответ на «Ваш диагноз?», заученное за годы, бодрое и самоуверенное «Здоров», изрёк медицинскую истину - «Не бывает здоровых, есть не дообследованные!».
А в качестве подтверждения этого уже через минуту у меня появился мой первый (отличный от «здоров») диагноз – «начальные явления остеохондроза без болевого синдрома и нарушений функций».
С первого же утра в абитуре начались построения, а после них «походы» в медсанчасть училища. Анализы – с нуля и по – полной!
На следующее утро построение с чтением списка тех, кто должен идти в строевой за проездными документами – лётная карьера закончилась не начавшись, - срезали по результатам анализов, а остальным довели кому к какому врачу идти.
И так каждый день, кроме воскресенья. Каждый день начинался с этого «расстрельного» построения и зачитывания «плановой таблицы» медицинских экзекуций «оставшимся в живых». Плюс добавилось второе построение - после обеда с тем же трагическим исходом для части из нас.
«Не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе!» - так или примерно так можно тогда было перенести известную фразу на себя. Дней через десять пришло чувство обреченности, безразличия, нейтральности – спишут и меня, не сегодня, так завтра. Может быть, это и помогло – перестал волноваться и переживать. Постепенно из разномастной толпы стали как при проявлении фотографий, появляться лица. Лица тех, кого раз за разом, день за днём не «вымывало» на «расстрельных» построениях.
Снимают электрокардиограмму. Без нагрузки и с ней. Пока не под «газовой смесью», еще не в барокамере. Лежим на кушетках, что-то не идет у медсестры. Не идет не у неё, а у аппарата – рядом какой-то источник помех. Надо переждать.
Лежим, тихо, прохладно, стали дремать. Руки, ноги уже «в браслетах», ещё один – на груди. Руки, согнутые в локтях, держим вверх – медсестра поправляет электроды для лучшего прилегания и устойчивого контакта.
А медсестра – молодая, фигуристая, халатик белоснежный выше колен контрастирует с красивыми загорелыми ногами. Мой товарищ уснул, рука неконтролируемо падает и это падение совпадает с проходом медсестры мимо него. Кисть руки парня по касательной задевает бедро, обтянутое сидящим как влитой, халатиком и обнаженную часть ноги медсестры.
Медсестра не отреагировала никак, поскольку видела, как все это случайно произошло, а вот молодой организм будущего лётчика среагировал!
Да ещё как!! Систолы полезли и какие!!! Чуть лучше, чем у предсмертного. Ну не может быть такая кардиограмма у молодого парня! Хорошо, отправила, не стала давать ходу плохой кардиограмме, - в следующий раз придёшь.
Приходил он и несколько раз. Не засыпал, а результат был прежним и, похоже, уже от одного вида той медсестры. Догадался (не постыдился) пойти к заведующему этим исследованием - подполковнику медицинской службы, рассказал всё, как на духу. Тот рассмеялся и сам снял у него кардиограмму – всё было идеально. Так прошел, поступил, окончил, стал лётчиком-инструктором в Балашовском на Л-29.
Прохождение медицинской комиссии закончилась как-то резко. Показалось, что даже резче, чем начиналась. Месяц примерно день за днём – врачи, а тут утром на построении вместо того, к каким врачам сегодня идти, необычно буднично сказали – всё, ВЛК вы прошли! Теперь идёте в класс – на подготовку к вступительным экзаменам.
«Бородатый» анекдот, но к месту.
Доктор! Напишите мне, что я здоров! Молодой человек, вы за кого меня принимаете?! Как я могу написать «здоров» человеку, желающему летать?! Максимум, что я могу, так сделать отметку: «Годен к лётной работе!» Из моей школьной четвёрки годным к лётной работе оказался я один. В 1970 году через санчасть Барнаульского ВВАУЛ прошло около 2500 предварительно отобранных абитуриентов, взяли же, как годных к лётному обучению, чуть больше 200.
От курса к курсу тоже списывали, но уже единиц. Были и обратные случаи. Один (Володя Дорофеев) с «нелётного» профиля перешел на лётный. Но какой ценой! - Его мучил гайморит, из-за него он и оказался на «нелётном». Упорство же (его) и труд) отоларингологов, прокалывавших и промывавших ему гайморовы пазухи) несчётное число раз совершили чудо – Володя стал лётчиком и долетал до пенсии.
Ему ещё раз повезло на врачей. Позже, в ЦВНИАГе (Центральный военный научно-исследовательский авиационный госпиталь), что в московских Сокольниках, – выше врачей которого по военной авиационной и космической медицине, был только Бог, но и он, похоже, к их рекомендациям и диагнозам тоже прислушивался.
Низкий поклон специалистам от всех нас, лечившихся и проходивших врачебно-лётную комиссию (ВЛК) и получивших там желанный диагноз: «Здоров. Годен к лётной работе на всех типах…». А вот типы могли быть разными и не всегда желанными. Володю, поимевшему проблемы с сердцем, тогда допустили, но «на дозвуковых». А это для лётчика много - много лучше, чем быть списанным «на землю».
В ЦВНИАГ первым вопросом от врача, который «вёл» лётчика, прибывшего на медицинское освидетельствование, был: «летать хочешь?». Исходя из ответа строилась вся последующая работа.
Так было. Хорошо, если так и осталось до сих пор.
Прохождение ВЛК в первый раз в этом госпитале было «по полной» программе и даже в чём-то жестче, чем при приёме в училище. Заключение (диагноз) никакого госпиталя для них не значило ровно ничего. Позволяло это и квалификация врачей, и оснащение аппаратурой, и статус в медицинской иерархии. Второй и последующие разы начинались с вопроса: у нас был? А вот своим диагнозам ЦВНИАГ верил.
Врачи в полках.
Чаще всего были выпускниками гражданских мединститутов, призванных в армию. Сначала на два года, а там как пожелает. И армия, и врач.
Как правило, доктор был негласный постоянный и полноправный член всех «посиделок» лётного коллектива. От полетов (как отдыхали? – а Вы, доктор?), до различных праздников и «отмечаний».
Жили с докторами дружно, а после 20 лет льготной выслуги еще и абсолютно честно. Шутили: до 20 лет прохожу ВЛК - я, после 20-ти – доктор. Чаще выручал доктор нас. Иногда выручали доктора мы.
После постановки задач на полёты старший врач полка уже при выключенном магнитофоне обращается: Мужики! Дайте получить майора, не списывайтесь, прошу!
Надвигалась очередная плановая ВЛК, а многие «старики», так и не дождавшись замен в желаемое для будущего постоянного проживания место, оттарабанив положенные годы в «курортных» и не очень районах, выбрав выслугу и своё «потолочное» звание, заработав всё положенное, включая седину, могли залезть «под красный крест» - помочь врачам выездной ВЛК найти «опасные заболевания», не совместимые с лётной работой, в потасканном службой и жизнью организме.
«Тенденция» не могла нравиться высокому командованию, но остановить её оно тоже не могло, кроме как угрожая карами врачам, выносившим «списательные приговоры». В тот раз «народ» просьбу доктора услышал, доктор получил возможность получить заслуженное очередное воинское звание.
Один раз был свидетелем как «списывался» сам доктор. До «кавказской ссылки» он, призванный после окончания мединститута, с горячим желанием служил в одной из Групп войск. Заменившись за «гору», всё у него разладилось. Обнаружилось, что он врач-психиатр высшей квалификации, а оказывается, что «…должен всю жизнь щупать пульс у этих здоровых быков!». Это его очень угнетало, вплоть до озвучивания им прилюдно появления суицидных мыслишек.
Предложенная начмедом армии «перспектива» через несколько лет рассмотреть его кандидатуру на майорскую (тогда) должность начальника ЛАМ в окружном госпитале его категорически не устроила. А на встречный вопрос начмеда: а где бы вы себя хотели видеть, - доктор пояснил, что нечто похожее на профильное его специализации и интересам имеется только в Институте медико-биологических проблем, что в Москве…
Начмед был поражен, как и возмущен, наглыми запросами доктора полка, даже еще не старшего. Не сошлись они в консенсусе. Через некоторое время наш доктор уехал в госпиталь, но не как врач, а как пациент, причем «больной». Вернулся быстро. На вопрос, как дела, доктор? Ответ его я буду помнить долго. «Они не верили, что я врач высокой квалификации. Пришлось доказать!»
Диагноз еще содержал и «медицинские рекомендации» по волшебному превращению больного в абсолютно здорового и полезного члена общества. Просторная квартира на этажах от второго, но не выше четвёртого, с возможностью уединения в одной из четырёх комнат для исключения психологического напряжения на работе в психологическом диспансере областного города – миллионника.
Каюсь. От него я получил и взял первую, и единственную в моей жизни «вятку». В виде бутылки медицинского спирта. В результате «шантажа» этого по сути своей гражданского доктора, основанном на его неосведомленности по части хранения, как сейчас говорят, «персональных данных».
Ещё с одном товарищем с какими-то начальными литературными и криминальными задатками сходили в строевой отдел полка, взяли и изучили его Личное дело со всеми его характеристиками, аттестациями, собственноручно написанной доктором автобиографией.
Вооружившись «фактурой», сели в «высотке», включили АЗС «Фантазия» и за один присест написали что-то вроде труда о настоящей, подпольной жизни «гражданина Корейко», вплетая в «труд» фактические данные доктора, информацию из слухов и рассказов послуживших в те времена в Группах войск.
Как ему удалось попасть в это сладкое место, вместо одного из «диких» гарнизонов Забайкалья, вступив в преступную связь с военкомом. Как возил за границу телевизоры, утюги, а обратно ковры и тамошний ширпотреб, уходивший тогда «влёт» в «голодном» на это Союзе. Как обманывал замполитов и бдительных особистов, тщательно конспектируя работы «классиков марксизма-ленинизма» и изредка выступая на комсомольских собраниях строго в русле «красной линии», задаваемой Партией и «Лично генерального секретаря…».
Эпистолярно постебавшись, поржали сами и решили ему подарить на память. Как шутку. Написали преамбулу - сопроводиловку, что мол мог бы и купить «труд», как некогда сделал это гражданин Корейко. Не за миллион, но все же. Надо было видеть, с каким нескрываемым истинным страхом отнесся он к содержанию «досье» на него! Мы попали в самые страшные «тайны» его биографии. Наивные в чем-то люди эти гражданские! Даже доктора. Любой выпускник военного училища на это среагировал бы не больше, чем улыбкой.
Двое из врачей полков, где мне довелось служить, к величайшему сожалению, погибли. Было и такое. Не «комбатанты», но, однако.
Первый захотел прыгать с парашютом. Совсем не обязательно это для авиационного врача, к тому же еврея. Оговорюсь, – я ни разу не антисемит. В Сибири это было не актуально. Национальность не важна, дело десятое. Главное, чтоб человек был хороший. В шутку же в разговоре с евреями представляюсь – бурятский еврей (родился в Бурятии, по маме – «классическая еврейская» фамилия - Иванов).
Прыгать тот доктор начинал пока для себя, в последующем предполагал участвовать в составе команды поиска и спасания. Начинающий парашютист, без опыта, от слова «совсем».
Выпрыгнув из самолета, повис на фале, стягивающей чехол с парашюта Д-1 («знатоки» – простите, если это излагаю «коряво»). Выпускающий в своих дальнейших действиях ошибся. Доктор прыгал «крайним», втащить в самолет одному не под силу. Пилотирующего лётчика тоже не привлечь.
Вместо того, чтоб самому к нему спуститься, обрезать фалу и отойдя от самолета, открыть ему парашют, а потом, соскользнув с него уже и себе, выпускающий (начальник ПДС полка) в поток кричал болтающемуся за самолетом доктору «инструкцию» - что тому следовало делать (открыть «запаску»), когда начальник ПДС обрежет фалу.
Как вы определили, что он слышал и вас понял? - А он головой мотал.
«Запаску» доктор не открыл.
Со вторым, Иваном Борисовичем Ивановым, связывали многие дела и многие годы до его командировки (уже зам. начмеда Дальней авиации) в Испанию на тушение пожаров. Как шутил Ваня, «начмедом отдельного вертолёта». Для советского, затем российского военного врача, всю жизнь прослужившего в Союзе, возможность посмотреть Испанию, пусть и в пожарах, к тому же вполне прилично, по тем нашим меркам, оплачиваемо, – почему бы и нет?!
Накануне этой его командировки мы хорошо, душевно посидели у них в медслужбе штаба «дальников» на Хользунова. Ваня вышел меня проводить. Прекрасный летний день, красивый, зеленый, ухоженный переулок старой Москвы.
Постояли. Ваня вспомнил трагический случай, случившийся в Каршах, и фактик, выветрившийся у меня из памяти, а для него очень важный и значимый, как свидетельство доверия к нему. Ваня не смог снять с пальца трагически погибшего техника самолета обручальное кольцо. А он его последним осматривал и одевал в обмундирование перед запайкой в цинк.
Палец раздуло, как и тело погибшего, - ледник был слабенький, да и Ваня, как он сам сказал «поплыл», - давно не бывал в моргах, фактически только в институте. Прошу прощения у читателя за такие подробности. Не смог Ваня отсечь фалангу и снять то кольцо, и переживал, что родственники погибшего могут его заподозрить в мародерстве.
Я, со слов Ивана, сказал, что можешь всем говорить, что был с тобой, подтвержу. Сказал и забыл совершенно. Ну никак и нисколько Иван не был похож на мародера. Да и у нас тогда была куча проблем и без этих моральных угрызений, – покойного отправить с сопровождающим, самим начинать воевать, не допустив потерь, включая подобную.
Еще постояли, поговорили и расстались. Думали, что на время его командировки, оказалось навсегда. Они хорошо отработали три летних месяца согласно контракту. Испанские власти попросили продолжить. Еще три месяца отработали и осенью должны были возвращаться.
В Барселону уже пришел за ними «Руслан». А базировался вертолет на площадке поближе к пожарам. Погрузились на площадке, какое-то имущество, сами, стали взлетать. Командир вертолета – подполковник, «афганец», опыта не занимать, но что-то не учёл, что-то пошло не так.
Оторвались «по-вертолетному» нормально, стали уходить с площадки, на границе которой был довольно глубокий обрыв. Воздушная «подушка» пропала, вертолет «посыпался» и зацепился хвостовой балкой. Все, кто был в вертолете погибли. Светлая им память!
Многолетнее плотное общение с врачами у меня выработало стойкое ощущение, что они обладают даром «просвечивания» человека и, благодаря этому, знают о тебе почти всё, - прямо ходячие рентген-аппараты. Разговаривает с тобой, как с товарищем, коллегой, а одновременно видит в тебе и пациента: здесь у него печень, тут селезёнка, здесь аорта.
К тому же ощущал их некоторое превосходство надо мной, почти три месяца, заучивавшего название «дезоксирибонуклеиновой кислоты» в школе, а в них таких терминов и много сложнее, - как огурцов в бочке!
Поражала и поражает до сих пор широта их кругозора, философская подкованность. Профессия, видимо, обязывает быть философом, ведь имеют дело с жизнью и смертью, переходом от одного к неизбежному другому.
Середина 80-тых, Юрмала, дом отдыха, мы с соседом по палате, доктором авиационного полка, что стоял в Тукумсе, сходили в суперпопулярный тогда «Юрас Перла» и, гуляя, идем по прекрасному берегу.
Ночь, луна, звездное небо хорошие напитки, такой же собеседник, неспешная беседа. Темы – разные, никак друг с другом и с этим вечером не связанные. Вопросы – чаще мои, ответы – доктора.
А как вы относитесь к применению правила Менделя к человеку? Можно ли получить желаемые качества у потомства, ну как (человечество прости), у крупнорогатого скота в животноводстве? К примеру, берём самого умного (тогда, по-моему, Каспарова) и самую красивую (уж не вспомнить, кого из гимнасток назвал, но точно не Алину Кабаеву) и получим ли в результате любви умного, прекрасного сложенного и красивого одновременно??
Он будто ждет такого вопроса и отвечает почти без паузы на раздумье. Подготовлено, аргументированно, видно, что этот вопрос заблаговременно пропущен им «через себя», ответ у него готов и давно.
Хромосомная спиралеобразная цепочка ДНК/РНК человека несоизмеримо много-много сложнее цепочки животного. То, что у животного можно легко спрогнозировать и получить потомство с нужными качествами, в эксперименте с человеком не получится. Не вычислить, что, с чем при зачатии «сцепится». Можно легко получить от красивой и умного (или наоборот) – дурака квазимодо!
От музыкантши с абсолютным слухом и гениального чечеточника – получить музыкально глухого и с грацией слона. Ну не зря же выведена закономерность – на детях гениев природа отдыхает!
Сейчас, правда, это оспаривается и массово. И «гениями», и их детьми. Только не природой. Здесь – сарказм и ехидство автора, пусть и не совпадающий с мнениями «гениев» и «звездами» сериала – вот тоже придумали «статус»!
А как же об удивительной талантливости отдельных наций (читатель - перечислите их сами)? Доктор и тут нашелся с ответом и сразу.
Это миф. Как правило, ими же созданный. Признавая это, вы неминуемо станете сторонником расовой исключительности, а такое в истории человечества уже было и для самих «сверхчеловек» заслуженно плохо закончилось.
Не, ну а как же разный процент нобелевских лауреатов у представителей разных этносов? Число признанных гениев – представителей разных наций? Тут тоже, правда, не обходится без «подтасовок» и манипулирования общественным сознанием.
Его ответ (в моем изложении по изрядно «поношенной» памяти): гении чаще рождаются в результате близкородственных браков (связей).
Это специалистам и «гуру» этих наций известно, как и высокая опасность рождения в таких браках олигофренов. Олигофренов они прячут (не показывают), что гуманно по отношению к ним и обществу, а гениев пиарят, благо мировые масс-медиа практически все в их руках.
Ну ничем и никак его не пронять было мне, но слушать интересно, необычно.
Уже на «гражданке» судьба свела с бывшими военными авиационными докторами, включая начальника медицинской службы ВВС Яменского Владимира Вениаминовича.
Темой многочисленных интересных для меня бесед с ним, как правило, была …военная история, которую этот доктор медицинских наук знает лучше многих военных и историков - профессионалов. Это утверждение в доказательство широты кругозора и увлечений наших докторов.
В Корпорации по организации воздушного движения создали медслужбу по острой необходимости – более 30 тысяч работников, только диспетчеров свыше 8 тысяч, медицинские требования к которым создавались еще в некогда едином Аэрофлоте, создавались с оглядкой на требования к лётному составу в виде некого «слепка» с них.
Проблем и вопросов, требующих наличия медицинского «штаба» в отрасли, было более, чем достаточно. Лицензирование, сертификация, определение рациональной дислокации медсанчастей с правами ВЛЭК, разработка предложений в части рациональности существования ряда допотопных норм и требований, взаимодействие с авиационными властями по медицинским вопросам, аттестация рабочих мест (экология труда) и мн. мн. др.
Начинало ведение части этой работы, подразделение, которым я руководил. Дилетантски, как могли, как понимали, имея за плечами «семнадцать часов авиационной медицины», что «давало» мне право обращаться (в шутку, разумеется) к врачам «коллега» - совершенно парольным для докторов словом.
Когда пришли настоящие врачи мы с радостью передали всё им, включая наработанные «связи» в «здравнадзорах». Так зародились приязненные взаимоотношения с этой службой, вернее продолжились.
Продолжились, имею ввиду, начатые с первых шагов по санчастям наших училищ в далекие годы.
Спасибо и тем, и нынешним нашим докторам по всей нашей жизни!
И дай им бог здоровья!