Беркут Олег - один из тех, кто поступал в Барнаульское ВВАУЛ в 1976 году
Самая первая страница, с которой началась моя детская память, являет собой удивительный симбиоз ощущения теплоты человеческих рук, и лицезрения того самого совершенного из всего, что этими руками, создано…
Мне тогда было года три. Родители ринулись по призыву партии и правительства, соблазнившись обещанными благами, поднимать целинные земли в Казахстане. Моим же воспитанием занимались бабушка и дедушка, жившие в маленьком городке Новый Буг, что под Николаевым. Городок, - это так, больше от амбициозности его жителей.
Сплошной частный сектор. Большое украинское село. Свой дом был и у моих стариков. Понятное дело, - «моралью строгой мне не докучали», и в течение всего светового дня я был предоставлен сам себе.
Зачастую летними, теплыми вечерами, набегавшись за день до упаду, я забирался на колени к бабушке, сидящей возле дома на лавочке с соседкой. Под неторопливый говор двух старушек, согретый теплом бабушкиных рук, я быстро засыпал
Так было и в тот раз. У меня уже начали было закрываться глаза, как вдруг, в вечерней тишине раздался нарастающий звенящий свист и, прямо над нашим домом, на высоте не более 100 метров (отчетливо были видны бортовые номера), пронеслась пара реактивных самолетов. Уже потом, занимаясь в авиамодельном кружке, я узнал, что это были Миг-15.
Это было фантастическое зрелище – на фоне потемневшего вечернего неба, навстречу заходящему солнцу, освещенные его багровыми лучами, неслись две серебристые птицы!
Потрясенный увиденным, в тот вечер я долго не мог уснуть. А когда уснул - снились мне, понятное дело, самолеты…
Проснувшись на следующее утро, я уже больше не мучился (это в три-то года от роду!) вопросом – кем быть? Конечно же, - только летчиком!
Потом родители забрали меня к себе в Казахстан… Глухомань, вокруг бескрайная степь. Авиацию представлял, прилетающий один раз в неделю из области, почтовый Ан-2, встречать который, сбегался весь поселок.
Учась в школе, на тетрадях и учебниках я рисовал самолеты….Наши и немецкие, реактивные и поршневые, истребители и бомбардировщики - всякие. У меня была мечта!
Желание связать себя с небом не проходило, и, когда в школе образовался авиамодельный кружок, я записался туда в числе первых. Вел его фанатично влюбленный в авиацию, но списанный из неё за неумеренное пристрастие к алкоголю, бывший военный летчик, летавший на Ил-28. Кстати, впоследствии я сделал кордовую модель – копию этого прекрасного самолета и завоевал с ней не одно призовое место на соревнованиях.
Родитель мой не разделял моих стремлений. Относясь к «партейному» аппарату районного масштаба и имея массу неудовлетворенных амбиций, он возжелал видеть меня идущим вверх по партийной лестнице. А я этого не хотел - коса нашла на камень.
Нитью, связывающей наш поселок с большим миром, была железная дорога…Она манила куда-то в другую, далекую жизнь. Она вселяла надежду.
По железной дороге ходили поезда, ведомые тепловозами. Наверное, тогда и обратился на них мой взор. Как на возможность вырваться из окружающего мира, как на некоторую альтернативу той детской мечте. Началось раздвоение личности.
Поэтому, когда после окончания 8-го класса появился реальный шанс вырваться из-под отцовской «опеки», я, 15-ти летний пацан, презрев родительский запрет, не раздумывая, направил стопы свои в железнодорожное училище, расположенное в 260 км от дома, в Петропавловске (не - камчатском!).
Учиться на помощника машиниста тепловоза было интересно, учился легко, но в тетрадях, по – прежнему, продолжал рисовать самолеты…. Заканчивая учебу в училище, зимой 1974-го отправился в военкомат, что бы подать документы в Тамбовское летное. Там мой пыл охладили – капитан с похмельным лицом нагло врал, что в этом году разнарядки в лётные училища нет, есть только в танковые. «Хочешь быть танкистом?» - вопрошал капитан с танкистскими эмблемами в петлицах, обдавая меня стойким перегаром. «Омское танковое. Устроим вмиг!» Быть танкистом мне не хотелось, поэтому осенью того же года, окончив железнодорожное училище, отправился я на Краснознаменный Северный флот. Сначала в Северодвинский учебный отряд подводного плавания, а оттуда - прямиком на подводный атомный ракетоносец под командованием контр – адмирала Фролова (в миру – «барин»). Лодка базировалась в Гремихе (самая удаленная и в тоже время, самая большая по мощности суммарного ядерного заряда, - база АПЛ).
Самолеты в тетрадях для политзанятий я не рисовал, с этим делом было строго – замполит с особистом могли «пришить» все, что угодно – вплоть до измены Родине! Но желание связать себя с авиацией не проходило.
Пока был жив МО Гречко, схема поступления в военные училища со срочной службы была простой. Подавался рапорт на имя командира в/ч. Далее следовало откомандирование на 2 месяца в распоряжение начальника выбранного училища, (расположенного, как правило, на минимальном удалении от родного города) якобы, для подготовки к вступительным экзаменам (по сути – полугражданская жизнь!). Потом абитуриент благополучно «заваливал» эти самые экзамены и на заключительном этапе – возвращался в расположение своей в/части. А там и «дембель» не за горами!
Пришедший на смену покойному, МО Дмитрий Федорович Устинов решил положить конец этому безобразию! «Хочешь стать их Благородием и носить золотые эполеты? - ради бога!»
Только для начала ты, голубь, должен доказать отсутствие корыстного умысла в своем желании. Доказывать предстояло в выездных приемных комиссиях, создаваемых при штабах военных округов и флотов, там, где и проходила службу будущая абитура. В случае успешной сдачи экзаменов и прохождения мед. комиссии, счастливый абитуриент направлялся в распоряжение начальника ВУ непосредственно к началу учебного года, к 1-му сентября!
После этого нововведения, количество желающих пополнить ряды офицерского корпуса советских ВС, из числа служащих срочной службы, почему-то резко пошло на убыль…
Тем не менее, рапорт о поступлении мною был подан по команде. Когда он дошел до «барина», тот вызвал меня к себе в каюту и, предложив сесть (он контр-адмирал, я матрос-первогодок!), спросил:
«Почему именно летное?».
Я начал что-то лепетать про мечту детства. Адмирал, вежливо дослушав, предложил следующее: «Перепиши рапорт. Укажи - ВВМУПП (Высшее военно–морское училище подводного плавания им. Ленинского комсомола) вместо Тамбовского летного. Приедешь в Питер, передашь начальнику училища моё письмо». Фролов, ко всему прочему, был депутатом Верховного Совета СССР и имел свои, именные депутатские бланки. Командир показал мне депутатский бланк. «Так вот, отдашь начальнику училища мое письмо, и он лично покажет тебе ту койку, на которой ты будешь спать с первого по пятый курс! Идет?»
Хочу летать…!
«Ты пойми,- втолковывал он мне неразумному, – у них там бардак, они из-за этого часто гробятся!»
Хочу летать …!
«У них очень высокие медицинские требования, если спишут с летной работы, пойдешь в родной колхоз сторожем!» - пугал меня командир.
Хочу летать!
«Что ж, - вольному воля!» - сказал он, подписывая рапОрт и теряя ко мне интерес, - «Но помни, - обратной дороги нет!» давая понять, что аудиенция окончена.
Мое поступление проходило при штабе авиации Северного флота, в Сафоново, весной 1976-го. Экзамены (если это можно было назвать экзаменами!) я сдал. И на ВЛК был признан «годным к летной работе без ограничений».
А потом мы ушли на боевую службу в южную Атлантику, к Азорским островам…
Это была очень трудная и вместе с тем, очень интересная боевая служба. О ней много написано. На ней очень часто применялось то, что впоследствии начиналось с фразы - «впервые в истории атомного подводного флота»…
Когда мы вернулись через три месяца в базу, меня ждал вызов. Почему-то в БВВАУЛ, хотя в рапорте я указывал ТВВАУЛ им. М.Расковой. И, почему – то, в нем было указано – «для сдачи вступительных экзаменов», хотя экзамены я уже сдавал…
Пророчества командира на счет авиационного бардака начинали сбываться!
Потом была дорога на Алтай, полная предвкушения чего–то нового, волнующего!
Прибыв в Барнаул, узнал, что в училище я уже принят, произошла ошибка при оформлении вызова. На руках у меня был вызов из училища и отпускной билет на положенный после боевой службы, отпуск. Офицер, принимавший у меня документы, проявив интерес к службе на атомной подводной лодке и, войдя в мое положение, разрешил догулять отпуск, а потом приехать к концу августа, в училище. Находясь на территории училища, я увидел еще одного носителя флотской формы. Оказалось – коллега подводник с Тихоокеанского флота. Но в отличие от меня, отпуска у него не было, и он коротал время в стенах alma mater, ожидая начала учебного года, и привлекаясь на всякого рода не пыльные виды трудовой деятельности. Звали его, кажется, Саша. Выход в город у него был «полу – свободный».
Куда направятся два героя – подводника с атомных лодок, пришвартовавшихся друг к другу на суше и осуществивших свою мечту детства?
В кабак! Названия не помню, т.к. было очень жарко, а в суконной форме нас развезло довольно быстро. Помню, взяв мне билет на вечерний поезд, купались в Оби и пили какую-то бормотуху. Каким-то удивительным образом наши курсы, напоминающие противолодочный зигзаг, ни разу не пересеклись с маршрутами патрулей.
Потом был поиск особей противоположного пола на танцах в городском парке. Потом выяснение отношений с особями своего пола. Как в песне Высоцкого – «нас двое…», их было четверо. Наши ровесники. Двое, судя по наколкам, недавно из мест «не столь отдаленных». Став спина к спине и намотав ремни на руку, мы с Сашей довольно успешно решали вопрос перевеса в пользу флотских блях. Один из стоящих передо мной вдруг, после удара упал и поднял руку к верху. Начитавшись в детстве В. Скотта и Д.Лондона, я имел некоторое представление о кодексе чести, поэтому, увидев поверженного противника, опустил ремень. Спарринг – партнер поднялся с земли, и с поднятыми руками шагнул мне на встречу. «Все, все, все – хватит!» И в ту же секунду нанес мне прямой удар в нижнюю челюсть…
Забегая вперед, хочу сказать, что после этого, в будущем, когда мне приходилось видеть перед собой поверженного противника, я безо всяких там угрызений совести, бил его, лежащего, ногами. В голову. До тех пор, пока не наступала уверенность на 101% в том, что к лежащему можно, без опасения повернуться спиной….
Дальнейшее помню смутно. Толпа, крики, милиция, составление протокола, у меня кровь хлещет, рот не закрывается. Нижняя челюсть на три куска. Вызвали «скорую». Попрощались мы с Сашкой и увезла меня белая карета с красным крестом прямиком в гарнизонный госпиталь, в отделение челюстно – лицевой хирургии. На следующий день, подполковник мед. службы Бардовский, наложив мне на челюсти шины и скрепив их резинками, на вопрос, как долго протянется мое пребывание в этом приюте боли и скорби, ответил – минимум два месяца!
Это была катастрофа!
Два месяца перекрывали и дату прибытия в училище, и дату окончания отпуска…
Нужно было срочно что-то решать !
А через пару дней ко мне пришел Сашка и рассказал, что о моих приключениях (каким – то непонятным образом!) стало известно в стенах училища…
Что бы хоть как-то прояснить ситуацию, я, набравшись наглости, позвонил из госпиталя в училище, и, представившись, поинтересовался своей дальнейшей судьбой.
Ответ не предвещал для меня ничего хорошего…Светила мне дорога обратно на Краснознаменный Северный флот!
Дальше все было просто – не дожидаясь выписки и не расцеловавшись на прощание с подполковником медицинской службы Бардовским, с проволокой на челюстях, но уже без резинок, я нелегально покинул госпиталь. А следом, о моем «геройстве» полетела телеграмма в адрес командира лодки.
Описание дальнейшего скучно – обратной дороги - как сказал мой командир, действительно не было…
После двухнедельной отсидки за свои похождения на «губе» и вернувшись в расположение экипажа, я прослужил там еще один год. Но это была уже не та служба, что раньше…Находиться среди людей, перед которыми испытывал чувство стыда за то, что подвел их – было не просто.
А потом… Потом, как говорил Ю.Визбор – была жизнь, потери – находки, много стран, много странствий и много людей…!
Влившись на «гражданке» в ряды гегемона, стал водить поезда, освоив профессию машиниста электровоза и достигнув на этом поприще самой высокой квалификации (1-й класс, пассажирское движение). Но это было уже не то… Поэтому, в 1987-м году, когда все окружающее обрыло, а профессия, на фоне творящегося в ней идиотизма, перестала приносить моральное удовлетворение, ушел в море…
Думал, на год – другой, сбить оскомину, а оказалось – на восемь. Обошел шарик вдоль и поперек, побывав во всех возможных (и не только!) экзотических странах. Потом море стало затягивать…
Пришло понимание того, что ощущение новизны закончено, а женщины и алкоголь во всех портах, в принципе, одинаковы. Различаются только рисунки на купюрах…
С 1996 года осел на берегу, в Карелии, снова взявшись за прежнее ремесло.
Что касается так называемых «подлетов».
В 1986 году, работая машинистом электровоза в Знаменке (Кировоградская обл.) имел я знакомство с одним из офицеров командования полка ПВО в Канатово, который на Миг-23УБ поднимал меня, сидящего в передней кабине, на 15.000м. Это были незабываемые, до сих пор, ощущения!
Потом, когда уже ходил в море, будучи в отпуске и вылетая из Домодедово в Казахстан, повстречался с командиром ТУ-154, который не только позвал в кабину, но и, что называется, - дал «порулить». Но это было уже, конечно, совсем не то, что ощутил на «Миге»…
Я не буду лукавить, говоря, что если бы была возможность прожить жизнь еще раз – прожил бы её так же! Звучит красиво, не спорю.
Но, если бы такая возможность у меня была, я бы постарался прожить эту жизнь несколько по – иному…
Может быть, не пошел бы тогда, в Барнауле, на танцы. А если бы и пошел, то не стал бы играть в благородство, размахивая бляхой, намотанного на руку, ремня…
Тогда, может быть, сейчас я не смотрел бы с такой затаенной грустью вслед пролетающим самолетам, понимая, что это пролетают не просто самолеты. Это улетает от меня вдаль моя мечта…
Беркут Олег, июнь 2009 года
Рассказ второй - о жизни
Это случилось в те, уже далекие времена, когда в воздухе вовсю пахло переменами.
В сторону «ума, чести и совести нашей эпохи» не плевал только ленивый, а электорат массово рвал партбилеты, внимая речам (не всегда трезвым) претендента на престол всея Руси – Бориски. Это было удивительное время! Смотрящие за плавсоставом от имени партии - помполиты, стали пить водку с матросами (не иначе, как получив на то указание свыше!)
Я до описанных событий колесил по шарику в качестве боцмана современного промысловика немецкой постройки. При пересечении мною экватора в первый раз, старый алкоголик Нептун нарек меня звездным именем Антарес. О чем, кстати, имеется соответствующий документ, выданный мне на основании выписки из судового журнала СТМ БИ-659 «Олыка». Обитая на пароходе в отдельной каюте с телефоном, в окружении элементарного комфорта, я рассматривал отсутствие в кране умывальника горячей воды, как некоторое подобие катастрофы вселенского масштаба.
Когда размеры океанического лова (по вполне понятным причинам!) стали сокращаться, а уйти в рейс – стало проблемой из проблем, вопрос «как выжить в условиях зарождения в родной стране дикого капитализма» обрел вполне реальные очертания.
Были приведены в движение все пружины всех деловых (и не только деловых!) связей, в результате чего (по – архивеличайшему блату!) мне предложили принять участие в одной «увеселительной» прогулке в качестве боцмана экипажа МРТР «Рощино», по маршруту Калининград – Дакар.
МРТР, или, как его еще называют в миру, – «Мартышка», – это малый рыболовный траулер рефрижератор, проекта 1282, Петрозаводской постройки. Водоизмещение – 320 тонн, машина – 300 л.с., экипаж 10 – 13 человек, автономность плавания – 17 суток на максимальном удалении от берега в 100 миль). Как этот «курвет» (в числе восьми себе подобных) телепортировался на необъятные просторы Гвинейского залива – это отдельная история.
Два слова об экипажах «Мартышек». Литературный талант легендарного Р.Л.Стивенсона, проявленный им при описании действующих лиц бессмертного романа «Остров сокровищ», меркнет и кажется сочинением двоечника на фоне той сочной палитры красок, которую являла собой эта доблестная команда!
Их собрали с бору по сосенке, наскребли по сусекам, вытрезвителям, ЛТП, заплатив копеечный отходной аванс, руководители новорожденного товарищами – коммунистами, совместного предприятия «Синросс», означавшего «Синегал – Россия», для использования «в темную», в процессе увода денег (огромных!!!) из Советского Союза за кордон. Не буду утомлять описанием схемы этого процесса, скажу только, что для реализации этого конгениального проекта требовалось наличие за границей советских судов, принадлежащих СП.
Основной костяк наших экипажей составляли списанные по ряду причин из плавсостава рыбаки Калининградского Рыбакколхозсоюза. Публика еще та! Понятия о морской этике, культуре, субординации - весьма условны, а большей частью и вовсе стерты из сознания этих индивидов. Прибыв из Мурманска в Калининград в качестве представителя компании, мне предстояло влиться в этот доблестный трудовой коллектив, напоминающий шайку разбойников – ушкуйников, оказавшийся при более тесном знакомстве обществом весьма симпатичных людей. Как проходил процесс комплектации экипажей, снабжение того, что называется судами, и сам переход – этому нужно посвящать отдельную тему.
«С песнями и плясками» добрались мы до Гвинейского залива, а там выяснилось, что «мавр (мы) свое дело сделал» – границу Союза мы пересекли в одну сторону и обратной дороги нам нет, прямо, как 28 героям – панфиловцам, и теперь должен удалиться! Финансовый процесс, звеном которого и были наши пароходы, как говаривал косноязычный сын комбайнера, - «…уже пошел!»
«А нас, стало быть, куды?!?» Этот вопрос, как представителю фирмы, мне и был задан на 300-т мильном удалении от африканского берега. Исходя из варианта самой мрачной для себя перспективы, мне ничего не оставалось больше делать, как слиться с этими головорезами в едином порыве негодования, наплевав на обещанное фирмой, на кануне отлета в Калининград, вознаграждение.
Через некоторое время «мастер» (капитан) получает радио, из которого следует, что права собственности на нас переданы другой компании, чьи представители находятся в Дакаре. Короче, кинули нас! «Мастер» демонстративно (мол, делайте, - что хотите, я не при делах!) удалился к себе в каюту, захватив на камбузе тарелку с квашеной капустой. Стали прикидывать шансы на «выжить». Алкоголь, продовольствие, диз.топливо, пресная вода, на борту еще были (последняя бункеровка была на Канарах, в Лас – Пальмасе). Без колебаний, было принято решение судового собрания – сначала порыбачить для себя и выгодно толкнуть рыбу «налево», дабы компенсировать моральные и финансовые убытки от прежних хозяев, а уже потом явиться пред ясны очи новых судовладельцев. Сказано – сделано.
«Веселый Роджер» затрепетал на рее!
Первому после Бога, нашему «мастеру» было уже далеко за 60, и, имея свою долю в добыче, он не слишком-то напрягал себя вниканием в мирские дрязги команды! Алкоголь уже завершал свое черное дело с долговременной памятью капитана, поэтому на мир он взирал взглядом невинного дитяти, предпочитая всем холодным закускам квашеную капусту. Фактически вопросами управления судна, время от времени, занимался второй штурман Саша, по кличке - «Тихий ветер». Прозвище не нуждается в комментариях! Куда смотрели психиатры медицинской комиссии, когда Саша изъявил желание после окончания спецшколы пойти путем Колумба и направил свои стопы в мореходное училище? Складывалось впечатление, что психиатров не было, а за них свою роспись в Сашиной мед.карте, поставил проктолог! Как истинный шкипер рыбопромыслового флота, Саша очень много разговаривал. Сам с собой. Общаясь с ним, порой становилось жутко, ибо невозможно было понять, кому адресована его, всегда спокойная и тихая речь…
Вообщем, «ветром добычи, ветром удачи» наша команда дышала недели две, пока на дне основных танков не заплескались остатки топлива. Дальше все по законам жанра – на аварийном остатке, вдоль берега, пошлепали в Сенегал, временами подходя к берегу на дистанцию голосовой связи и выменивая у аборигенов пойманную рыбу на продукты и алкоголь. Саша - «тихий ветер», мобилизовав остатки серого вещества (для чего была выполнена 5-ти минутная стойка на голове по системе йогов) сделал предварительную прокладку (ну, и конечно,– напорол «косяков» в расчетах!). Выходило, что до Дакара топлива вроде как бы должно и хватить…При условии, что «курвет» наш двигаться будет по зеркально - штилевой поверхности моря, в условиях полнейшего отсутствия встречного и бокового ветров…Правда, сообщил Саша об этом народу без особой уверенности в голосе.
За двое суток до Дакара приняли - «метео», а там, на кальке ….!!! Мам-м-а миа, - жирнющий паучара (циклон, то бишь) между нашим местом и Дакаром!
Штормоваться не сможем, нет топлива. Приплыли, словом! Берег рядом. Нужно укрываться. Дали радио в Дакар фирмачам, - так мол и так, форс-мажор, значит! В связи с чем просим обеспечить заход для укрытия от урагана в порт Банджул, в который Гамбии!
Долго фирмачи испытывали наши нервы своим молчанием, анализировали обстановку, связывались с нашей дипломатией в Банджуле, согласовывали – стыковали все нюансы, потом разродились радиограммой типа – «добро» на заход дают, и топливом нас снабдят, но только в понедельник, при условии соблюдений всех требований гамбийцев». Посмотрели мы все друг на друга, чуем подвох какой-то, на календаре – то четверг, до Банджула 3 часа ходу, а не можем понять,- почему все дела будут вершиться только в понедельник?! Ну, да ладно!
Приходим на внешний рейд, время обеденное. Диспетчер портовый, собака такая, «пайлота», то бишь, лоцмана, почему-то не предлагает, хотя согласно данных лоции, при входе в порт Банджул, лоцманская проводка хоть и факультативная, но все же есть. Странно все это …
Но! Когда берег, на который ты не ступал несколько недель – совсем рядом, а по нему ходят особи противоположного пола, хоть и мусульманского вероисповедания но с портовыми нравами – кровь отливает от головы и мощным потоком устремляется в паховую область, омывая органы малого таза! Желание ступить на твердь земную было столь велико, что, когда мы получили команду диспетчера бросить якорь на внутреннем рейде, и торчать там , на виду у всего Банджула до понедельника, все взвыли! Великий и могучий русский язык обозначает сие состояние словом «облом»! (возможные интерпретации облома – «обломинго», «облом-Петрович» и масса других вариантов). Самый изощренный мат фонтанировал из наших глоток, приписывая все мыслимые и не мыслимые сексуальные извращения в адрес не только портовых властей славного города Банджула, но и любого, кто мог бы даже гипотетически иметь отношение к нашему положению! Какой самый мощный инстинкт, заложенный в человеке? Правильно, инстинкт продолжения рода, сохранения популяции. Этот самый инстинкт заставляет человеческое сознание творить чудеса при поиске оптимального и, что не маловажно – единственно верного способа решить ту или иную проблему, связанную с ним. Мы стояли на мостике, тупо наблюдая, как судно, стоящее на якоре, медленно описывает вокруг него циркуляцию (окружность по поверхности залива под воздействием ветра и течения). В какой – то момент циркуляции судно приблизилось к причалу метров на 50, а потом начало удаляться от него…«Тихий ветер» посмотрел на меня: «Может получиться…».
«Что, Саша?» - спросил его я.
«Есть идея, пошли вниз» - сказал он. Здесь нужно отметить, что идеями Саша был набит, как бочка селедкой. Причем – всякими.
Он проследовал в форпик, я – следом.
«Слушай, боцман, а где наш «Иван»? - «Ваней» мы называли наше нештатное малогабаритное плавсредство. Это была английская (или норвежская) надувная 4-х местная лодка, правда, без мотора, невесть как попавшая на борт «Рощино». Лодка эта раньше применялась на какой-то буровой платформе в Северном море, и сохранила на своих баллонах эмблему компании «John». Отсюда и название – «Ваня». Не считая нужным посвящать меня в детали своего плана, «Тихий ветер» бормотал себе под нос выдержки из лоции, касающиеся розы ветров в порту Банджул. Мы извлекли лодку на свет божий и накачали её. Судно начало свое медленное движение в сторону причала. И тут Саша выдал: «Амиги! Кто хочет пива – деньги на бочку (деньги у народа были, желание выпить пива – тоже!). На берег (гонцами, не легально) отправляется десантная группа в составе из 4-х человек. Мы с боцманом, еще двое желающих есть? Вернемся с пивом и, если удастся сторговаться – то и с бабами!» Народ возликовал в предвкушении этих двух величайших мужских слабостей! Пиастры собрали мигом! Желающих попасть на берег, не дожидаясь понедельника, оказалось трое. В жесткой, но бескомпромиссной борьбе один выбыл и отлетел в сторону фальшборта, держась за глаз. Когда все приготовления были закончены, на палубе показался старпом (бывший капитан китобойной плавбазы, а ныне милейший душа – Герман Генрихович, человек, находящийся в крайней стадии алкогольно–старческого маразма). С трудом вникнув в суть происходящего на палубе, и вставив на место извлеченную из кармана шорт нижнюю челюсть, старпом тоном, не терпящим возражений, прошамкал: «Я знаю английский лучше всех вас вместе взятых! Без меня вам не обойтись в налаживании дружеского контакта с аборигенами!». Старпом почему-то решил, что все западное побережье Африки разговаривает исключительно на английском языке!
Справедливости ради нужно отметить, что старпом был прав – умели учить штурманов английскому языку в стародавние времена!
«Тихий ветер», имея диплом ШДП (штурмана дальнего плавания), знал английский примерно на моем уровне, хотя я, на сколько себя помню, – в школе учил немецкий!
Поставили вопрос на голосование (веяние демократии докатились и сюда) и большинством голосов старпом (находящийся в приличном подпитии) был уложен на дно спущенной в воду лодки. Таким образом, судно покидали пятеро членов экипажа из 10.
«Мастеру» скажем?» - спросил я Сашу, между прочим.
«Зачем? Пусть старик спит. Тем паче – у него сиеста» - ответил он.
«А кто останется на борту бдить?»
«Те, кто хочет дождаться пива и женщин» - на удивление резонно заметил он.
Когда судно оказалось в очередной раз на минимальном удалении от причала, мы рванули к нему во всю прыть, прикрываемые от посторонних глаз своим же пароходом!
Дальнейшее было делом техники. Минут через 10 пятеро русских, незаконно проникших на территорию суверенного государства, сидели в портовом «барюшнике» и, потягивая холодное пиво, лицезрели собственный «шип» через открытые окна заведения. Заказанные несколько ящиков пива для оставшихся на борту, ожидали своей участи под нашим столом. Вспомнилось о том, что пиво без водки – это всем известное буржуйское безобразие, недостойное советского моряка - представителя первого в мире рабоче-крестьянского государства! Принесли водку. На улице + 40. Здорово! В это время Герман Генрихович, полулежа на стойке бара и поправляя выпадающую челюсть, пытался узнать у бармена по какой минимальной цене здесь можно «намотать на винт» (т.е. зацепить инфекцию, передающуюся половым путем). Судя по темпераменту бармена и тех цифрах, которые он рисовал старпому на листке бумаги, речь шла о чем-то весьма экзотическом!
«Уже дошло веселие до точки!» - пел когда-то В. С. Высоцкий. Уже начала витать в воздухе идея вызвать такси и смотаться за черными гейшами в местный бордель; уже спал на столе, подложив пепельницу под лицо вместо подушки, Герман Генрихович; уже плакал 3-й механик Серега, посвящая нас в тайны своей заблудшей души; уже …
И тут за открытыми окнами послышались крики, топот, шум, потом какой-то грохот, пронесся бронетранспортер, постреливая в воздух из пулемета, и стали почему-то, очень быстро бегать по улице люди.
Увиденное вызвало у нас неподдельный интерес и желание поучаствовать в происходящем.
Поучаствовали, мать их так!
Выскочивший из-за стойки бармен с грохотом опустил на окнах металлические жалюзи. Мы с удивлением обнаружили, что остались в баре одни.
Обалдевая от непонимания происходящего, мы выпили еще по одной и поняли, что пора «делать ноги» в сторону кусочка советской территории, коей являлся наш пароход. Пытаясь вытащить из-за стола обмякшего старпома, мы на секунду потеряли контроль за обстановкой, а она (обстановка) складывалась не в нашу пользу. В помещение бара с улицы заскочило человек 6-7 солдатиков, одетых в песочный камуфляж и тяжелые каски, но при этом – босоногих! В руках у этого воинства находились, тем не менее, наши АК-47. Была немая сцена: папуасы не ожидали увидеть в баре русских моряков, официального схода на берег которых, сегодня не должно было быть в принципе, а мы - от опереточного вида этих коммандос. Потом один из них пальнул из «Калашникова» вполне реальную очередь в потолок, посыпалось стекло, заверещал бармен, которому старший тут же заехал в ухо и коммандос начали о чем-то оживленно спорить. Мы налили еще по одной, замахнули. Предложили солдатикам. Старший взял себе банку пива, остальным запретил и начал куда-то звонить по телефону.
Мы усекли, что с нами здесь считаются и расстреливать пока не будут, хотя солдатики настроены были весьма решительно. Мы продолжили допивать водку, все громче и громче обсуждая происходящее. Дозвонившись куда ему было нужно и «перетерев тему», старший подошел к нам и стал что-то объяснять. Языковый барьер между нами был на столько крепок, что преодоление его оказалось невозможным даже под воздействием выпитого! Это была какая-то дикая наша и, видимо местная, матерщина, в которую иногда самым чудным образом вплетались слова: «Горбачев», «ченч мани», «Ельцин», «баксы», «вумэн», «перестройка», «сэкси», «водка», «фак ю» и т.п. Мы пытались напоить старшего и потом преодолеть барьер – бесполезно! Дрессированный, гад, попался – зря что ли капрал?! Или – сержант? А наш старпом (тоже мне, полиглот хренов!) продолжал в это время сливать сопли в пепельницу, окропляя лежащую там челюсть…
Примерно через 30 минут к бару подкатил наш «уазик», из него выскочил спортивного вида малый в шортах, и забежал в бар. Туземцы вытянулись в стойке, как легавые. Малый подсел к нам. Он излучал те самые рязанские флюиды, позволяющие двум русским безошибочно узнавать друг – друга в любой толпе, где угодно. Мы поняли – наш! Оказалось, - атташе консульства в Гамбии. С первого взгляда врубился в ситуацию и прояснил её нам то, о чем мы даже не догадывались.
В этой самой Гамбии идет борьба за власть между двумя племенными кланами – правящим, президентским, и соперничающим, оппозиционным. С точность фаз лунного календаря (или женского менструального цикла – как вам будет удобнее!) в стране происходит смена власти. Одну группировку спонсируют наши, противоположную – америкосы. Причем независимо от того, кто затевает попытку очередного захвата власти, сценарий, всегда один и тот же:
Понедельник – рабочий день.
Вторник - рабочий день.
Среда - рабочий день.
Четверг (вторая половина дня) – революция или, переворот, стрельба, патрули и т.п.
Пятница – консолидация армии и населения, и, как следствие, – подавление мятежа.
Суббота – похороны жертв революции (переворота), остекление окон, уборка мусора с улиц, братание вчерашних противников, придание городу нормального вида.
Воскресенье – общий выходной. Вечером – музыка. Танцы. Массовые гуляния.
Понедельник – рабочий день.
Круг замкнулся…
На текущий момент, участок порта между причалом, на который мы высадились, и баром находится под контролем противоборствующей стороны (спонсируемой супостатом), которая может заподозрить в нас шпионов. Поэтому, до субботы на пароход нам не попасть. Атташе (кажется, его звали – Коля) изложил свой план, как изолировать нас от участия в происходящем.
Дело в том, что криминальная полиция Банджула сохраняла свой статус при любой власти, соблюдая нейтралитет. Начальник полиции был Колиным картежным партнером, и их связывали давние тесные и теплые отношения (подозреваю, что Коля его на чем-то зацепил, не иначе!). Так вот, согласно Колиному плану, нас должны были посадить в тюрьму до субботы. Тюрьма находилась на территории резиденции начальника полиции. А там 100 % гарантия нашей безопасности! С «Рощино» Коля обещал связаться сам по своим каналам.
Нам была обещана халявная выпивка и закуска, в обмен на клятвенное обещание не покидать ни на шаг тюрьму до субботы.
В противном случае, - сказал Коля, следующим местом моей службы (и это в лучшем случае) - будет Монголия!
Погрузил нас Коля (а мы спящего старпома) в «уазик» и повез в тюрьму. Приехав на место и подойдя к зданию лишенному архитектурных излишеств, нам стало ясно, что из идеи скрасить наше пребывание в этих стенах прекрасным полом, ничего не получится…
Высокие стены с колючей проволокой и пулеметные вышки по периметру перечеркивали любые наши сексуальные помыслы.
Начальник полиции отвел нас в камеры, где было довольно чисто и отсутствовали насекомые и постельное белье. Туда же внесли купленное нами пиво. Кормили довольно сносно. Во всяком случае, закусить привезенную Колей водку, проводя релаксацию нервной системы, нам было чем. Герман Генрихович иногда приходил в себя, выпивал стопку-другую, сокрушался по поводу пропавшей в вихре революции челюсти, и снова впадал в прострацию.
Дальнейшее было, в отличие от описанного выше, более прозаично. В субботу мы, поблагодарили за «гостеприимство» начальника полиции и Коля отвез нас в порт, где у причала уже стояла наша ошвартованная «мартышка». Увидев, как мы поднимаемся на борт, стоящий на палубе «мастер», не проронив ни слова, обреченно махнул рукой и отправился на камбуз за квашеной капустой…
Прощаясь с нами, Коля протянул старпому его челюсть, - её нашли босоногие коммандос на полу в баре.
Закончив бункеровку топливом и водой, к вечеру мы покинули, переживший очередную революцию, Банджул и взяли курс на Дакар, навстречу неизвестности…
Мы еще не знали, что ждет нас впереди, но каждый из пятерых был уверен, что на фоне пережитого, все остальное будет, - суета сует!
При выходе за пределы бухты о прошедшем урагане напоминала лишь мертвая зыбь, качающая на груди засыпающего океана маленький кораблик со смешным названием «мартышка». В глубинах её железного нутра что-то устало бормотал старенький дизель, качалось усыпанное яркими мохнатыми звездами черное тропическое небо, а прямо над головой, висел, запутавшись в антеннах, Южный крест…
Читательский отзыв:
«…Прочла, посмеялась, если не принимать во внимание политико-экономические особенности, основная мысль, возникшая по прочтении, следующая: здорово-то как, что 50% человечества составляют мужчины с их любопытством, азартностью, авантюризмом и несокрушимым базовым инстинктом, который гонит их исследовать и метить новые территории. Не будь этого вашего базового инстинкта, не было бы ни эпохи великих географических открытий, ни освоения всей территории земли, моря, да и космоса. Сидели бы в пещере у костра и вымирали от кровно-родственного скрещивания.
Респект!!!»
Сергей Сорокин:
Случайно через сайт "Одноклассники" познакомился я с одним человеком - Олегом Беркут. Просто обратил внимание на одного из моих "гостей" - обычно это из нашего роду племени (выпуски разных лет, иногда из других лётных А тут - подводник?! Мы - те, кто закончил БВВАУЛ, - счастливые люди, несмотря ни на что уже потому, что нам это удалось. А сколько вместе с нами пришло к воротам БВВАУЛ, но ... У нас в 1970-том году на 220 мест поступало 2500 человек (и это не считая тех, кого "срезали" на медкомиссиях в районе, области, крае...). Большая часть ЖЕЛАВШИХ стать лётчиками ими не стала по разным причинам. Думаю, что большинство из них до сих пор не равнодушны к самолётам и авиации. Олег - из их числа. Вот его два рассказа. Один - исповедальный, второй - о том, как жил, вернее выживал, этот самый "советский народ" в лице отдельных его представителей в лихое перестроечное время и какие люди шли в лётчики, но ими не стали... Может это будет интересно не только мне. Я в разговоре с Борисом Валентиновичем Волыновым - тот, что из первого гагаринского отряда, узнал, что они празднуя 40 лет отряду космонавтов, пригласили всех, кого смогли найти в живых из тех более 2000 лётчиков, из которых собственно и выбрали первых 20.
Какой психологический груз давил этих неудачников - представить невозможно!