Жильников Сергей Егорович - выпускник Барнаульского ВВАУЛ 1979 года
Каждый военный пилот в большей или меньшей степени сталкивается с «услугами», Военной медицины. Вот и мне «посчастливилось», в первый же год после окончания училища.
Все шло хорошо, никаких жалоб не было, но такое событие произошло. В сентябре 1980 года в авиаполк прибыла выездная ВЛК.
Летающий народ по-разному относился к ее приезду. Одни волновались, имея диагнозы, другие - спокойно. Я же, относился ко второй категории, та как не имел диагнозов и полеты переносил без всяких проблем. Но мое спокойствие оказалось напрасным.
ВЛК проводила осмотр летного состава в полковой санчасти. Уже пройдя почти всех врачей, я зашел в кабинет, где проводил осмотр окулист. На зрение я никогда не жаловался, да и сейчас спустя 25 лет очков не ношу. Подполковник медицинской службы проверил мое зрение, оно было 100%. Потом стал осматривать глазное дно.
Он подошел уже к столу, чтобы сделать запись в Медицинской книжке, как опять подошел ко мне и вдруг спросил:
- слушай лейтенант, а у тебя зрачки всегда были разные.
Я даже вопроса сначала не понял. Врач мне объяснил, что у меня зрачки разного диаметра. Один меньше, другой больше. Я подошел к зеркалу, посмотрел - действительно один чуть больше другого.
Врач предложил пройти к Председателю комиссии. Председатель ВЛК сначала посмотрел на меня потом на окулиста, улыбнулся и сказал:
- оставь парня в покое, пусть летает - все нормально.
Он взял Медицинскую книжку и сделал запись в разделе диагноз: «здоров , D больше S». Я тогда не знал, что начало конца моей летной деятельности в сверхзвуковой авиации.
В середине декабря в полку за этот год была вторая катастрофа. В марте на МиГ-25 погиб командир полка подполковник Бахтин, в декабре - выпускник 1978 г. БВВАУЛ ст. л-т Быков. В полк прибыла комиссия по расследованию летного происшествия. Полеты были закрыты до окончания расследования.
Однажды вечером меня вызвали в санчасть. В санчасти, в кабинете Нач. медслужбы полка сидел представитель Винницкого госпиталя и просматривал Медицинские книжки летного состава полка. Посмотрев на меня, он сказал,
- собирайся в госпиталь.
16 декабря 1980 года я уже был в Винницком госпитале. За мной был закреплен ведущий меня врач майор медицинской службы, теперь уже невропатолог. Всю ВЛК я проходил без особых проблем. Майор же каждый день заходил в палату и проводил эксперименты. Отрывал от газеты кусочки бумаги и тыкал мне в глаза – смотрел какие-то рефлексы. Потом, предлагал лежать на кровати, не шевелясь, какое то время, потом стоять. Так каждый день. Сначала меня это как-то забавляло. Потом надоело, уже к Новому году – осточертело.
Новый год встретил в окружении подполковника – руководителя полетов, списывающегося на пенсию и прапорщика - техника Ан- 26.
Дежурная медсестра, в ночь на Новый год, закрыла отделение на ключ и ушла домой. В отделении было пусто, за исключение нас троих. Настроение наше «на высшем уровне». Прапорщик – тертый транспортник, нашел выход и мы плохо или худо, но отметили наступающий 1981 год.
Первую неделю я вообще толком ничего не проходил, никто меня не осматривал. Видимо принималось в отношении меня какое-то решение. Потом зашел майор. Сначала я подумал, что опять начнет свои эксперименты, но он сказал:
- давай завтра на барокамеру.
Пройдя барокамеру, а потом и избыточное давление я был выписан под Старый новый год с диагнозом: «здоров D больше S». С условием повторного прохождения ВЛК через полгода.
Прибыв в полк начал летать. Летали много. Шла подготовка полным ходом на 2 класс.
В начале июня командир эскадрильи м-р Перевалов А.А. мне предложил чуть раньше поехать в госпиталь, что бы пораньше вернуться и быстрее приступить к полетам. Боевые применения ДСМУ были выполнены, а НПМУ нужно было летать. Июль, август стояла соответствующая погода.
В Винницком госпитале моего майора – врача уже не было. Был тот подполковник, который проверял Медицинские книжки в санчасти. Он со мной особенно церемонится, не стал, и, через две недели меня выписали и отправили в 7 ЦВНИАГ г. Москва.
Я, конечно, понимал, что впереди ничего хорошего меня не ждет. В ЦВНИАГЕ за мной закрепили молодого слащавого капитана мед. службы. ВЛК проходил неделю. Потом меня превратили в санитара с высшим образованием. И не только меня. От майора до лейтенанта включительно убирали отделение, переворачивали парализованных генералов, возили в Бурденко тяжелобольных высокопоставленных родственников, сдавали в прачечную в районе Останкино, обделанное грязное постельное и нательное белье.
Одним словом «Альтернативная служба для летного состава». И попробуй, вякни против.
Через месяц меня выписали с заключением приехать через 2 месяца.
Прибыл в полк. Однокашники мои уже летали ночью. Меня отправили в отпуск.
После отпуска, я в сентябре опять отправился в Москву, уже зная о том «приятном» что меня ждет. Сдав все анализы, пройдя всех врачей, опять началось то, что было прошлый раз. В один «прекрасный» день мне назначили сдавать кровь из вены. Вообще этой крови на анализы было сдано столько, что, образно выражаясь, вампирам бы хватило на год.
Молодая медсестра упорно ковыряла мне руку иглой, ни как не получалось ей попасть в вену. Минут 10 проходила экзекуция.
Я ей говорю:
- ну, ты долго будешь еще ковырять, у меня скоро в глазах потемнеет.
Мои слова были роковой ошибкой. Тут же залетел в палату мой ведущий врач, такое ощущение он ждал этого.
Через день меня выписали с диагнозом «Последствия нейроинфекции». Естественно с таким диагнозом не только летать – в армии служить и то под вопросом.
Отдавая мне Медицинскую книжку, мой врач капитан-лекарь вымолвил:
- ЗА ТО, ЧТО ТЫ ЛЕТАТЬ БУДЕШЬ, МНЕ ДЕНЕГ НЕ ЗАПЛАТЯТ, И ВООБЩЕ Я ТЕБЯ ИЗ АРМИИ МОГ УВОЛИТЬ.
Я смотрел на этого лекаря и думал: «Какая же ты сволочь. Ну, тебе то, что до этого. Ты же судьбу мне сломал ». Рука дрогнула, но я удержался. Мне было очень обидно, хотелось все крушить.
Выйдя через КПП госпиталя, я шел по Сокольническому парку. Я никого не видел.
Было холодно – конец октября, а я в одной рубашке.
В этот год в полку, в котором я служил, с реактивной авиации, и вообще, было списано 5 человек летного состава. Начиная с командира полка. Видимо, как у нас принято, оправдывали очередной 220 приказ Медицинского освидетельствования летного состава.
Меня вызвал командир полка, полковник Шестак И.И. Он спросил:
-ну что летать то хочешь, я подержу тебя в штате, даю тебе год, а сейчас иди к ЗНШ поработай там.
ЗНШ был майор Костюченков Ю.М., выпускник БВВАУЛ он тоже бал списан с летной работы на год раньше меня и собирался восстанавливаться. Летал на Миг 25. Я потихоньку стал вникать в штабную работу. После Нового 1982 года Костюченков убыл в отпуск за прошлый год, потом чуть позже к лету и за1982 год. Получилось так, что вся работа легла на меня, а осенью он заявил, что решил восстанавливаться и на меня свалились все прелести планирования на год. Костюченков восстановился и в январе 1983 г. на совещании руксостава полка была утверждена моя кандидатура.
Я стал ЗНШ в возрасте24 года и в звании ст. л-т. Был самым молодым ЗНШ в Воздушной Армии. Была большая перспектива. Все было хорошо, но не было неба, не было самолетов, не было удовлетворения в работе.
В 1984 году я подошел к Начальнику Медслужбы полка. В это время в полку была выездная ВЛК. Я ему сказал, что хочу попробовать восстановиться на летную работу.
Он привел меня к Председателю ВЛК, тот посмотрел ЦВНИАГОВСКИЙ приговор и сказал:
- максимум куда тебя допустят – это в транспортную авиацию и то сомневаюсь, слишком серьезный они поставили тебе диагноз, а если хочешь попробовать, то через командира полка на Командующего ВА пиши рапорт.
Рапорт я написал и стал ждать. Спустя 2 месяца пришел ответ «разрешаю».
В это время я начал упорно тренироваться. Бегал по 5 км почти каждый день. Крутил головой и т. д.
Вот я опять в ЦВНИАГЕ. Опять тоже отделение. Те же медсестры, только Ведущий врач другой. Старый дед, очень внимательный, умный. Он занимался подготовкой первого отряда космонавтов. Михаил Григорьевич Попков.
Со мной в палате лежал один лейтенант. Он был летчиком – инструктором в Морозовске (я не помню, какое это училище). Тоже интересная история. Со своим другом, врачом полка он пошел в парную. Взяли бутылку водки. Выпили. Ну и хорошо посидели в парной. Этому лейтенанту как говорят «поплохело», ну друг его и помог ему попасть в ЦВНИАГ. Лейтенант прошел ВЛК. Ведущим врачом у него был Попков М. Г..
На осмотре, ознакомившись с моим делом, Попков спросил:
- летать хочешь?
Я ответил:
- да за этим и приехал.
Попков:
- придется поработать в кандидатской работе одного майора с Института космической медицины.
Я:- хорошо.
Мне ведь терять то было нечего, завалю. Значит – не повезло.
Пройдя основные процедуры и врачей, я и еще один ст. лейтенант с СУ-17, пошли по программе этого научного майора.
Первое испытание было не сложное. Нужно было лежа держать усилие 90 кг в течение 20 минут. При этом я смотрел на монитор прибора и видел, как бьется мое сердце. Замерялось давление, пульс, снималась кардиограмма. Так как мое давление видимо не увеличилось до требуемого, а было 125, меня попросили через 10 минут лечь так, что бы ноги были согнуты. В этом случае давление увеличилось до140.
На следующий день та же процедура только - 200 кг, но в течение 15 минут. Вот тут пришлось немного попотеть. Давление 165.
Потом был так называемый велосипед в течение 45 минут, с такой нагрузкой, что думал, мозги вылетят. Давление догнали до 220.
Следующее было испытание – это вращение на кресле с электроприводом 20 минут с наклонами головы. На том самом кресле, на котором вращали первых космонавтов. Это продолжалось 2 дня.
На третий день было вращение на кресле в течение 20 минут с решением вопросов как на псих отборе. Нужно было определить сторону света, при этом тебя вращают, головой делаешь наклоны вправо- влево, глаза открыты, перед лицом лежит закрепленный лист бумаги с изображением компасов. Всего 5 рядов и 5 строк с компасами. Майор называет: «3 ряд снизу, 2 слева». Засекается время. Новая команда врача на определение направления стрелки компаса. В это время в голове идет раскачка, перед глазами все мелькает, а тут нужно найти и определить еще сторону света. Первые 5 минут неприятно, а потом привыкаешь и даже не замечаешь, как летит время. При этом снимались данные работы сердца, снабжение кровью головного мозга.
Далее был психотбор, с заслуженной 2 графой (еще ее называют второй группой - это самая массовая графа в авиации, первая лучше, но не совсем, летчики со второй группой психотбора более надежные).
Потом были Качели Хилова. Тоже весьма «интересная штука». Сами качели находились в помещении бывшей дачи Саввы Морозова, по крайней мере, так говорили. Катать должны были в течение 15 минут. Забравшись на платформу и усевшись в кресло, я сначала не хотел пристегиваться, но меня заставили. Полковник, проводящий это испытание, дал команду на раскачку. Закрыв глаза, я про себя считал время. Примерно на 10-й минуте что-то стало потрескивать, я говорю полковнику:
- что-то трещит.
Он отвечает:
- нормально.
На 13-й минуте обрывается сверху растяжка, и я чувствую, как начинаю заваливаться вправо. Открываю глаза и вижу, что повис почти боком и эта здоровенная платформа вместе со мной летает вперед-назад, а полковник вместе с обслугой пытается поймать это хозяйство. Через минуту, когда было все закончено, я спросил:
-Ну что все?
Полковник ответил:
- Вчера центрифугу заклинило, одного мотало5 минут с перегрузкой. Хорошо, что всего 3 единицы перегрузка (3 – это значит, что в это время ты весишь в три раза больше), а сегодня ты качели сломал.
Я ему ответил:
- Нужны мне были Ваши качели.
На этом все испытания закончились. Оставалась барокамера, декомпрессия.
Ну а это была мелочь, сравнивая то, что я прошел.
Попков М.Г. спросил: «ну что теперь центрифуга, что бы попасть на свой ЯК». Я пытался ему возразить, что это не истребитель. Тогда я подумал, что пусть будет то, что есть. Отказался от центрифуги.
Выйдя из КПП госпиталя, на этот раз с выводом «Годен к летной работе на всех типах транспортной авиации», точно так же осенью, я не шел, я уже - летел. Но я тогда не знал еще, что до того как начну летать, пройдет почти год. Как летчик я никому не был нужен. Говорили, что проще лейтенанта после училища научить летать, чем тебя переучивать. Выдвигался на должность начальника штаба бомбардировочного полка в Бобровичи. Ездил на собеседование. Дали подумать 30 минут. Отказался. Вызывал на собеседование Начальник штаба 24 ВА вгк генерал м-р Соленко. Как он сказал: «Ну, меня в 64 году списали, ты видишь, кем я стал». А, сейчас выходя из госпиталя, я был ЗНШ 511 ОРАП, то войду туда через год, летчиком-штурманом 208 ОВЭ. Решением ВЛК я должен был каждый год проходить комиссию в 7 ЦВНИАГЕ. Позже приезжая в госпиталь меня уже все знали. Меня, шутя, спрашивали: «Сергей сколько ты хочешь полежать». Один раз я спешил и ВЛК прошел за 4 дня, а на 5 день выписался.
Каждый раз я видел того слащавого капитана, позже он был целый подполковник-человек, поломавший судьбу, думаю не одному мне.