• Фото 9
  • Фото10
  • Фото11
  • Фото 12
  • Фото 13
  • Фото14
  • Фото 15
  • Фото 16
  • Фото 17
  • Фото 18
  • Фото 19
  • Фото 20
  • Фото 21
  • Фото 22
  • Фото 23
  • Фото 24
  • Фото 25
  • Фото 26
  • Фото 27
  • Фото 1

 Захаров Игорь Михайлович - выпускник Барнаульского ВВАУЛ 1977 года

 Летчик — инструктор должен быть кротким, как голубь, мудрым, как сова, и говорливым — как попугай (-ай-ай-ай!)

   

Таким был наш девиз в инструкторской работе, мой и моего друга, Маликова Игорька во время лихой нашей инструкторской молодости.

Когда учили летать нас, то в экипаже было четверо курсантов. Потом Родина решила увеличить в полтора раз количество выпускаемых из училищ летчиков и, когда я сам стал инструктёром, у меня в экипаже стало шестеро курсантов: Романцев, Лаба, Колупаев, Абрамов, Афанасьев и Толоконников.

В тот же самый, короткий, сибирский лётный сезон, умники из … оттуда решили втиснуть полуторную нагрузку. Конечно, качество обучения стало падать, несмотря на все усилия как командования полка и эскадрилий, так и нас, простых пилотяг - инструктёров. Растянулся период вывозной программы, и как следствие этого, всё больше курсантов не могли вылететь с первой проверки, что вызывало добавочные вывозные полеты и ещё больше затягивало выполнение программы обучения.

Как только курсант в передней кабине подключал фишку «Радио» к шлемофону, я сразу «включался» и висел на кнопке радио от запуска двигателя и до момента постановки РУДа на «Стоп» после заруливания на ЦЗ.

Прилетев, спустишься на землю, выдашь рядом с крылом самолета курсанту Абрамову замечания по полету, а курсант Романцев уже сидит в кабине и пристегивает привязные ремни. Курсант Лаба, в это время, стоит рядом и держит в руках мой стартовый завтрак — кусочек колбасы и ломтик сыра. Пару яиц и масло я обычно отдавал технику, а, зачастую, и весь стартовый завтрак. Хлеб в горло уже не успевал попасть, я прыгал в кабину и, уже на рулении, дожёвывая колбасу, рассказывал курсанту Романцеву, как сегодня надо учитывать ветер на взлете и посадке. Потом опять «висел на кнопке» весь полет, и уже курсант Афанасьев с кислородной маской в руках нетерпеливо ждал заруливания нашего борта на ЦЗ, только уже без стартового завтрака в руках. Курсант Толоконников рисовал в курилке, в ожидании своего вылета, боевой листок, а курсант Колупаев, одетый в мою «кожанку», усердно приседал, стоя где-нибудь на лестнице, и изучая, таким образом, процесс приближения самолета к земле на выравнивании.

В плановой таблице теснота стояла страшная, но еще страшнее теснота была в реальности! Курсанты в драку, наперегонки ловили на ЦЗ то АПА для запуска, то ТЗ для заправки. Ведь шеф постоянно подгонял! Особым шиком считалось опередить севшего раньше тебя, и дать ему поглотать твоей пыли на выруливании.

На «Разлете» самолеты пулей вылетали со стоянки и даже умудрялись обгонять друг друга на поворотах рулежки. Ведь Родина не просила, она не требовала, а только намекала — давай, давай, давай!

Мой личный рекорд в то время — это тридцать три полета по кругу (с «конвейера»), шесть полетов в зону на пилотаж в одну лётную, семичасовую смену. Даже моему молодому, тренированному организму, на шестой зоне становилось уже не по себе.

В течение недели стали летать пять смен: в среду предварительная подготовка к полетам, четверг, пятница и суббота в одну, первую смену, - полеты, понедельник, вторник - опять полеты.

Кроме того, все наряды по пионерскому лагерю «Алейск» тоже тянули молодые лейтенанты, то есть мы. Фрол летает, Захаров сидит дежурным штурманом на СКП, а Вович Паньков в это время пылит начищенными хромачами в окрестностях Первоалейска с повязкой начальника патруля на руке. Назавтра фамилии в этом перечне меняются между собой.

Комбинезоны на наших плечах стали коричневыми от пота и впитавшейся в ткань пыли, поднимаемой реактивными струями с изрядно подвыдутой полосы и рулёжных дорожек. После очередной посадки, на рулении, откатишь фонарь назад, свесишь руку за борт, шлемофон сдвинешь на ухо и обсыха -а -ешь, обессиленный и обезвоженный.

Из Алейска в Калманку поезд уходил по субботам в два тридцать, а полеты-то — до двух часов! Если тебя не ставили в наряд дежурным по лагерю, или начальником патруля, то, теоретически, можно было на день съездить домой, в Калманку. Но как это сделать практически, если тебя запланировали под самую «красную ракету»!?

На то есть методическая подготовка летчика-инструктора. Одному из курсантов, отлетавшему первым свои полеты, давалось задание принести на стоянку твою «гражданку». Проруливая мимо стартового домика, ты останавливался, говорил курсанту по СПУ - «Ну, давай, на стоянку сам заруливай!» и — по крылу — прыг на землю и бегом переодеваться к поджидающему тебя «гардеробщику». Машина уже стоит под парами возле СКП, из битком набитого уже кузова доносятся нетерпеливые возгласы - «Давай, давай быстрее!». Прыгаешь на борт отъезжающего «Студебеккера» и тот, с ужасающим воем, распугивая с дороги местных куриц и собак, летит по узким улицам заштатного Алейска к вокзалу!

Частенько подобные гонки заканчивались прощальными взмахами рук в сторону уходящего поезда, и тогда начиналась осада стоящих на путях попутных товарняков. Везунчики уютно устраивались в кабине машиниста, а любители прогулок по свежему воздуху находили вагоны с площадкой и забирались на них. Под неспешный стук колес товарняка каких-то там сто десять километров от Алейска пролетали незаметно и вот уже из-за поворота показывались первые домишки пристанционной деревни. Машинист никогда не останавливал состав, он только притормаживал, сколько мог, перед выходным светофором станции, и, тут же, из передних вагонов начинали катапультироваться в воздух советские летчики, затем из следующих, следующих.

Фуражка с голубым околышем кувыркается по откосу в одну сторону, кирзовый штурманский портфель — в другую, а доблестный пилот тормозит о матушку родную землю всеми доступными точками, в основном коленками и ладошками. Ладошки за сутки пребывания в ласковых женских руках успевали подживать. Те же ласковые руки старательно штопали продранные дыры на коленях форменных брюк, затем прощально обнимали шею калманского инструктёра, и так — с апреля по октябрь.

Дежурного штурмана … - лейтенант Паньков!

Вович Паньков — друг и товарищ моей лётной юности, вместе летали у Сан Саныча в Калманке.

Был Вович круглолиц, высок ростом и застенчив в самых неподходящих моментах жизни. Идучи дежурным штурманом на полеты, мог, например, взяв в руки микрофон и начав доклад, ляпнуть : Дежурного штурмана...(долгое раздумье) — лейтенант Паньков!

Теплым апрельским деньком, не предвещавшим, на первый взгляд, ничего плохого для судьбы Вовича, вышли мы на перрон Барнаульского вокзала. Скрипучий старческий голос сзади: «А вот раньше - такие кожанки - только летчики носили!», тоже не заставил нас насторожиться и мы пошлёпали по лужам в сторону «Старого базара».

Но, когда на базаре Вовичу на шею, с радостным визгом, кинулись сразу две девчёнки, меня стали «терзать смутные сомнения». Как никак - весна, щепка на щепку , кепка на кепку и т.д. Вович попытался успокоить меня, заявив, что это его, еще курсантские, старые, проверенные подруги. Тем они и опаснее, ведь раньше ты был темной лошадкой, а теперь — готовый офицер в конфетной обертке - возражал я безуспешно, так как в глазах у Вовича стоял сплошной «королевский овес», который он уже был готов щедро сеять вдоль и поперек на бескрайние просторы Алтайского края.

Через месяц погрустневший Вович запросил помощи у своей мамы — врача. Та мужественно отказала, благословив сына на самостоятельные боевые действия с жаждущей офицерского тела дамой. И пришлось нам собирать в офицерскую фуражку гору шоколадок, полученных в реактивном пайке, и везти эту фуражку в аптеку, где в строжайшей тайне Вовичу было выдано сильнейшее лекарство, могущее разрешить его «вызревающую» проблему.

Но, видно, не судьба( или, наоборот, судьба). Ещё через месяц дама и её мама обратились к НачПО училища, предъявив «проблему» ему под нос. Тот разобрался, с докладом начальнику училища.

А Гончаренко долго не думал, и отстранил Вовича от полетов с кратким условием — пока не женишься, летать не будешь!

И тут на помощь Вовичу, сам того ещё не зная, пришел наш Зусел! Он играл свою свадьбу в Барнауле и пригласил, естественно, всех своих близко от него находящихся, однокашников.

И на этой свадьбе Вович познакомился Ириной, которая и стала буквально через две недели его женой.

Придя в кабинет Гончаренко, Вович выложил паспорт перед ним на стол нужной страницей вверх и бодро отрапортовал — Товарищ генерал, Ваше приказание выполнено!

Ведь Гончаренко не уточнил тогда, на ком именно Вович должен был жениться!

You have no rights to post comments

Поддержать сайт

logo1Поддержать сайт можно через мобильный Сбербанк на номер телефона +79117638566 Жигалов Евгений Павлович.

Заранее Спасибо! 

Евгений Жигалов.

Яндекс.Метрика